Игорь Макаров - Выстрелы в Сараево [Кто начал большую войну?]

Из России пришла весть: наш старый знакомый, «матерый, травленый волк», Марк Натансон, отбыв новых пять лет в Восточной Сибири, вновь на воле. И опять он в чести у делового мира; за ним засылают от Нобеля: в Баку земля нефтеносная велика и обильна, а в финансах, счетоводстве и контроле порядка нет [285].

Впору представить: сидит себе Нобель в Баку и высчитывает, когда же, наконец, выйдет на свободу профессиональный ссыльный Марк Натансон. Ведь без него вся мировая нефтеторговля псу под хвост!.. А, надо заметить, в Баку тогда хозяйничали англичане и Ротшильд, опиравшийся на шеститысячную еврейскую общину. У них своя идея-фикс — захват бакинских и персидских нефтепромыслов. Американский консул Смит тогда отмечал, что нефтяная торговля в Баку вот-вот «полностью перейдет в руки англичан, что никого и не удивит».

Вроде бы Марк при деле, но весной 1904 года эмигрантская камарилья из каких-то своих конспиративных соображений переводит «маэстро в области учета и контроля» (черновская характеристика) в Женеву. Здесь он знакомится с Лениным, который поначалу очень им «увлекся». И Крупская в восторге:

Натансон был великолепным организатором старого типа. Он знал массу людей, знал прекрасно цену каждому человеку, понимал, кто на что способен, к какому делу кого можно приставить. Что особенно поразило Владимира Ильича — он знал прекрасно состав не только своих, но и наших c.-д. организаций лучше, чем многие наши тогдашние цекисты. Натансон жил в Баку, знал Красина, Постоловского и др… Недели две продолжался роман с Натансоном. Натансон хорошо знал Плеханова, был с ним на «ты» [286].

Тем временем в России эсеры убивают министра внутренних дел В. К. Плеве. Эсеровский фюрер Чернов так описывает ликование Натансона:

Мне Натансон однажды сказал:

— Не торопитесь провозглашать террор. Более чем вероятно, что им придется кончить. Но никогда не годится с него начинать. Право прибегнуть к нему дано, лишь когда перепробованы все другие пути. Иначе он для окружающего мира не убедителен, не оправдан. А неоправданный террор — метод борьбы самоубийственный… И потом: террор должен все время нарастать. Когда он не нарастает, он фатально идет назад…

Первые террористические акты — против Боголепова, Сипягина, кн. Оболенского, губернатора Богдановича — Натансону неоправданными не казались. Но его всерьез смущало то, что поставленный на очередь удар по Плеве был чем- то заторможен и заставлял себя ждать и ждать. А что, если окажется, что мы попали в безвыходный тупик? Уж не впали ли мы в ошибку и не лучше ли было эти акты допустить лишь в форме единоличных предприятий, проведенных на свой личный страх и риск отдельными революционерами, без всякой санкции и ответственности партии?

Но вот настало памятное 15 июля 1904 года. Плеве убит. Всенародное ликование внизу, в стране, правительственная растерянность наверху. Марк ликовал вместе с нами.

— А заметил ли ты, Виктор, — сказал мне тогда Михаил Гоц, — что Марк, всегда говоривший нам: «Ваша партия »— сегодня в первый раз произнес: «Наша партия»?

Еще бы было не заметить! [287].

Обратите внимание: Марк ликовал не один, а вместе с Черновым (недаром в романе «Азеф» Роман Гуль и его вывел как одержимого террориста).

«Ликующий» Натансон прорывается в эсеровский ЦК. Заведует финансами партии, обитая в Париже, Лондоне, Лозанне. Занятие для него привычное. В мемуарах того же Чернова говорится, что он слыл не просто Иваном Калитой, а «Калитой» в смысле «мешка с казной»: «Деньги, казалось, сами плыли к нему». Так был околпачен богатый купец Дмитрий Лизогуб [288]. В результате через руки Натансона «в пользу революции» (сиречь террора) поступило двухсоттысячное наследство Лизогуба. Кончилось тем, что этого «красного купца» вместе с двумя подельниками казнили по приговору суда. Но особенно щедро еврейско-эсеровский террор финансировал крупный торговец Н. В. Мешков: сей «бурно богатевший плебей буквально благоговел перед Натансоном» и не жалел денег «на бомбу Николаю» [289].

Был у эсеров и свой Парвус по имени Евгений Цивин. Опубликовано более сотни немецких документов, связанных с получением денег Цивиным. Деньги передавались через него Натансону и Чернову. По принципу «держи вора» Натансон потребовал от Цивина ответа о происхождении денег, настаивая на партийном суде. На суде (Натансон, как всегда, в судьях) Цивин сообщил, что Чернов знал о происхождении денег и давать дальнейшие объяснения отказался.

В поисках разгадки феноменальной проворности и финансовых успехов Натансона открываем справочник «Деловая элита России. 1914 год» и находим здесь сразу четырех племянников Марка:

Натансон И. Г. — член совета Киевского Частного коммерческого банка. Член правлений: Варшавского общества каменноугольной и горнозаводской промышленности, Варшавского товарищества сахарных заводов, Общества Майзнеровских свеклосахарных заводов «Ланента, Мария, Изабелин».

Натансон К. Г. — купец 1 гильдии. Вице-председатель совета Коммерческого банка в Варшаве. Член правлений: Варшавского общества каменноугольной и горнозаводской промышленности, Варшавского страхового от огня общества, английской Европейской нефтяной компании, Страхового общества «Заботливость», Общества «Электричество» (Варшава).

Натансон Э. Л. — член правлений: Варшавского общества каменноугольной и горнозаводской промышленности, Варшавского товарищества сахарных заводов, Общества фабрики цемента «Высока», Общества «Электричество».

Натансон Я. Г. — член правлений: Общества «Одесский таксомотор», Издательского и книготоргового общества «Одесские Новости» [290].

Как видим, один из этих племянников проник в правление Европейской нефтяной компании, а располагалась-то она в Баку! Теперь понятно, как там оказался «премудрый Марк»! Не попался ли он уже тогда на удочку англичан?..

Клан Натансона наводил ужас и на Америку. Сестра Марка Йетта вышла замуж за богатого оптовика Иосифа Беркмана, торговавшего в Петербурге обувью. Один из их четверых детей звался Овсей (Саша). 1 марта 1881 года был убит император Александр II. Вечер того дня Овсей описывал так:

Отец взглянул на мать строго, укоризненно, и Максим (так Овсей называл своего дядю Марка. — И. М.) был необычно тихий, но его лицо казалось сияющим, глаза непривычно блестели. Ночью, наедине со мной в спальне, он бросился к моей кровати, встал на колени, обнял меня и поцеловал, потом плакал, потом снова поцеловал. Его дикость напугала меня. «Что такое, Максимочка?». Я приглушенно дышал. Он бегал туда-сюда по комнате, целуя меня и бормоча: «Великолепно, великолепно! Победа!». Сквозь рыдания, торжественно посвящая меня в тайну, он прошептал таинственные, внушающие страх слова: «Воля людей! Тирана больше нет — свободная Россия!» [291].