Фернан Бродель - Часть 1. Роль среды

Что касается сильных соседей, то они возвышают свой голос в защиту совершенно других принципов. Испанцы ведут со Светлейшей Республикой споры за первенство, постоянно вступают с ней в распри из-за захвата судов. «Вот уже много лет венецианская Синьория, не имея на то никаких оснований, объявляет залив своим, — пишет Франсиско де Вера, посол Филиппа II в Венеции, — как будто Господь не создал эту часть моря и все остальное на потребу всем» 95 . Венецианцы упорно возражают, что они заплатили за обладание этим заливом не золотом, а своей кровью, «многократно здесь пролитой».

Совершенно очевидно, что Синьория не могла помешать могущественным соседям открывать окна и двери на Адриатику и пользоваться ими. Турки занимают Валону (1559 г.), испанцы — Неаполь; папа подчиняет себе Анкону и угрожает Ферраре (1598 г.) и Урбино (1631 г.); австрийский дом закрепляется в Триесте. С 1570 года Максимилиан II ведет речь об истребовании у Венеции negotium liberae navigationis *HH 96 И далеко не новые притязания сформулировал в свое время еще Святой Престол. В грозовые месяцы, предшествовавшие Аньяделло, а именно в феврале 1509 года, Юлий II предложил венецианцам снять с них отлучение при условии, чтобы они разрешили подданным Церкви свободно плавать по Адриатическому морю 97 . В дальнейшем такие требования беспрестанно повторялись.

Наконец, есть еще рагузанцы с их грузовым флотом. Упрямая республика Святого Власия, находящаяся под покровительством папы и являющаяся одновременно вассалом султана, пользуется своим двойственным положением. Эта нейтральная позиция очень выгодна: рагузские корабли почти всегда безбоязненно бороздят неприветливые средиземноморские воды… Анкона и Рагуза сегодня, Триест в далеком будущем — это противники, которыми не следует пренебрегать. Двое первых в начале века сумели воспользоваться трудностями, переживаемыми Венецией во время кризиса торгоа\и перцем и пряностями, но Венеция преодолела этот кризис. С другой стороны, конкуренты связаны с ней страхованием морских путешествий, взаимными платежами, грузовыми перевозками. Они часто служат ей и не могут создавать для нее помех, разве что на небольших участках от одного берега Адриатики до другого. Это второстепенные маршруты, по которым железо из Триеста доставляют на продажу в Италию, сукна с запада, шерсть и вино из Апулии перевозятся в Далмацию без захода в Венецию. Венецианские власти пытаются наказывать подданных Синьории, которые принимают участие в сделках этого черного рынка. Но поскольку эти угрозы и взыскания постоянно повторяются, надо полагать, что они малоэффективны и не продиктованы жизненной необходимостью 98 .

В конце концов речь идет всего лишь о повседневном и простом поддержании порядка. Разумеется, Венеция надзирает не только за контрабандистами и конкурентами, но и за корсарами, которых привлекает изобилие товаров, перевозимых по Адриатике: зерно, крепкие вина, оливковое масло из Апулии и Романьи, мясо, сыры из Далмации, не говоря уже о судах дальнего плавания, обслуживающих богатейшие экспортные и импортные потоки Синьории. Против корсаров венецианцы были вынуждены вести повсеместную войну, беспрерывно возобновляющуюся; изгнанные из одного места пираты с неумолимым постоянством появляются чуть поодаль. XV век знавал последние лучшие годы каталонского корсарства, базировавшегося на Сицилии. Борясь с ним, венецианцы вооружали в случае необходимости два или три крупных торговых судна, которые могли задержать, или по крайней мере, объединить противника. По прошествии времени эти набеги, нейтрализуемые с помощью больших судов, выглядят скорее внушительными, чем опасными".

В XVI веке усиливается активность турецких пиратов 100 ; они проникают в Адриатическое море через албанские порты Стаполу, Валону, Дураццо. С появлением берберов эта опасность усиливается 101 , особенно когда далеко в море проникают турецкие армады, которым предшествуют и за которыми следуют пиратские корабли… Однако не следует слишком сгущать краски. В целом до последней четверти XVI века турки или берберы не заходят глубоко внутрь залива» 102 ; только с 1580 года на Адриатике, как и повсюду, все меняется. Об этом свидетельствует венецианское донесение 1583 года: с некоторого времени, особенно после того, как берега Апулии ощетинились сторожевыми башнями, начиненными пушками и прикрывающими одновременно побережье и суда, которые могут укрыться под защитой их артиллерии, с этого момента корсары перенесли свои нападения на север и наводнили залив. Устраиваемые ими здесь частые и кратковременные набеги позволяют им обманывать бдительность галер 103 .

Эти неприятности постепенно заслоняются другой, более серьезной. Она обнаруживается с середины века 104 : это непрекращающиеся пиратские нападения ускоков из Сеньи и Фьюме. Эти города — рассадники славянских и албанских авантюристов находятся в двух шагах от Венеции и от средоточия ее торговых путей. Верно, что этих легких на подъем противников совсем немного, около 1000 человек, говорит проведитор Бембо в 1598 году 105 : четыре сотни находятся на жалованьи у императора, а 600 sono li venturieri che altro non fano che corseggiare et del bottino vivono *HI . Горстка людей, однако находящаяся под покровительством у императора и постоянно пополняющаяся за счет преследуемых законом беглецов с Балкан, per lо ріu del paese turco *HJ . С другой стороны, что можно поделать с их миниатюрными быстроходными лодками, идущими на веслах и такими легкими, что они используют самые мелководные заливы на островах, где галеры не могут их преследовать без риска сесть на мель? Вот когда воры могут действовать почти безнаказанно, не опасаясь стражей порядка. Как сказал один венецианский сенатор, легче ловить руками птиц, чем гоняться за ускоками на галерах 106 . Бывает, что галеры попадают в засаду (до 600 человек), и тогда уже не спастись: так произошло 17 мая 1587 года в устье Наренты 107 . Если судно садится на мель, оно становится добычей ускоков.

Воодушевленные успехом, эти diavoli *HK , эти грабители, эти persone… uniti per rubbare *HL , как говорят венецианцы, не щадят более никого. Все становится их добычей. Даже турки угрожают им великой расправой. Даже рагузанцы в один прекрасный день отправляются против них в поход. Венеция дает волю своему гневу, осаждает Фьюме или Сенью *HM и по такому случаю предает огню все, вплоть до «мельничных колес», «вешает предводителей». Но всего этого недостаточно, чтобы искоренить зло. Вдохновляет подобные авантюры не Сенья и не Фьюме (последний только пытался одно время организовать торговлю продуктами пиратства, но без особого успеха), а Триест, где все продается и перепродается: турецкие рабы, которых покупает для своих галер великий герцог Тосканский, прекрасная золотая парча и камлоты, награбленные у венецианцев — этот противник им подстать. За Триестом стоят эрцгерцоги, венские Габсбурги и, косвенным образом, Габсбурги испанские. Напрасно купцы из Италии и Венеции пытаются закрепиться в Крайне и Хорватии, в Штирии. Ширятся ряды деревенских торговцев, бродячих разносчиков, все более и более подчиняющих себе торговый оборот на материке, устанавливающих связи с пиратством и с внешней торговлей. Вот от этого многоликого противника Венеция должна защищать свои привилегии. На этом пути ее ждут и неудачи, и компромиссы, и неожиданности.