Михаил Гордин - Пушкинский век

20. Дом, где жили А. С. Пушкин (1833–1834 гг.), Н. И. Гнедич.

21. Церковь Св. Пантелеймона.

22. 3-ья гимназия.

23. Пустой рынок.

24. Дом, где жил датский посланник О. Бломе; позднее Училище правоведения.

25. Дом, где жил прусский посланник А. Либерман.

26. Дом, где жил датский посланник О. Бломе.

27. Дом, где жили А. С. Пушкин (1834–1836 гг.), П. А. Вяземский.

Петербург был центром управления не только государственными, но и церковными делами империи. Здесь находился Святейший Правительствующий Синод. Ему были подведомственны все российские епархии, настоятели и настоятельницы монастырей и все духовные чины, две синодальные конторы — московская и грузинско-имеретинская, духовные академии и семинарии. С начала 1830-х годов Синод занимал огромное здание на Сенатской площади рядом с Сенатом.

У Пушкина в материалах к «Истории Петра» есть запись: «По учреждению Синода духовенство поднесло Петру просьбу о назначении патриарха. Тогда-то (по свидетельству современников — графа Бестужева и барона Черкасова) Петр, ударив себя в грудь и обнажив кортик, сказал: „Вот вам патриарх“».

Духовенство в России целиком подчинялось царю. Патриаршество было упразднено. Главою православной, греко-российской, церкви на деле являлся царь.

Председательствовал в Синоде санкт-петербургский митрополит, но членов этого учреждения (из духовных лиц) назначал царь. При Синоде имелась должность обер-прокурора, занимаемая светским лицом, — «око государя и стряпчий по делам государственным». Обер-прокурор Синода обладал правами министра. Он объявлял Синоду распоряжения царя и докладывал царю о положении дел в Синоде. Он же осуществлял связь Синода со светскими правительственными учреждениями.

Такие полномочия обер-прокурор Синода получил с начала царствования Александра I. Взойдя на престол, Александр захотел иметь в Синоде доверенное лицо. И, к всеобщему изумлению, назначил на эту должность своего любимца князя А. Н. Голицына — человека, щеголявшего в узком кругу вольномыслием и даже безбожием. Заняв должность обер-прокурора Синода, недавний богохульник разительно переменился — впал в набожность и даже в мистицизм на новомодный европейский манер. В предоставленном ему правительством доме на Фонтанке, против Летнего сада, Голицын устроил роскошную и мрачную домовую церковь.

В верхнем этаже дома Голицына жили друзья Пушкина — братья Александр Иванович и Николай Иванович Тургеневы (первый был директором Департамента духовных дел и иностранных исповеданий). И, приходя к ним, Пушкин слышал заунывное церковное пение, доносившееся из домовой церкви князя Голицына, видел знатных особ, приезжавших сюда молиться.

С 1817 года Голицын возглавлял Министерство духовных дел и народного просвещения.

Вся придворная атмосфера с середины 1810-х годов была пропитана мистицизмом и религиозной экзальтацией. Придворные дамы и царедворцы слушали заезжих проповедников, прорицателей, выискивали «святых людей». Тогда же с благословения Голицына, по примеру парижского и лондонского, появилось петербургское Библейское общество, ставившее своей целью изучение и распространение Библии. Оно помещалось в подаренном ему царем доме на Екатерининском канале. В Общество были приглашены представители всех христианских вероисповеданий, жившие в Петербурге. На его собраниях рядом с петербургским митрополитом Михаилом и ректором Духовной академии Филаретом сидели лютеранские и англиканские проповедники, католический епископ Сестренцевич.

Александр I еще в 1812 году предался напряженным мистическим переживаниям. Во время заграничного похода он встречался и беседовал со знаменитыми европейскими богоискателями — с Юнгом-Штиллингом, с госпожой Крюднер. Православный царь терпел традиционную веру как государственную необходимость, но сам лично склонялся к учению европейских мистических сект. Он покровительствовал немецким евангелистам, американским и английским квакерам, приглашал их в Петербург. Кое с кем из них царь дружески встречался в Зимнем дворце. Так, в исходе 1818 года он дал частную аудиенцию двум миссионерам-квакерам — Вильму Аллену и Стефану Грелье. Царь долго беседовал с ними, вспоминал их первое свидание в Лондоне, рассказывал о своем детстве, о том, как мало развивали в нем религиозное чувство и как оно пробудилось, когда он стал читать Библию. Потом предложил, по квакерскому обычаю, провести вместе некоторое время в религиозном самоуглублении и внутренней молитве. «Это была торжественная минута, — писал впоследствии Аллен, — доказательство божественного осенения было ясно, сильно, неоспоримо; это было точно восседание на небесах во Иисусе Христе. Затем Стефан заговорил самым приятным образом, и император, без сомнения, долго будет вспоминать его слова; я подумал, что мне следует теперь принести молитву, но это казалось мне так страшно, что я решился на это только с большим трудом; наконец, я встал, повернулся и опустился на колени, император подошел к софе и стал на колени подле меня, и тогда мне дана была сила, какой я не чувствовал никогда прежде, и драгоценная сила сопровождала слова. Когда это кончилось, я несколько времени молчал и затем встал; вскоре он также встал, и мы просидели несколько минут в молчании». Император, взволнованный и расчувствовавшийся, был в слезах и, прощаясь, взял руку Аллена, поднес ее к губам и поцеловал.

Рассказывали, что Александр посещал в Петербурге келью какого-то схимника, бывал у скопцов, покровительствовал мистикам-мартинистам.

С 1817 года в столице вновь выходит масонский журнал «Сионский вестник», в числе подписчиков которого значится князь А. Н. Голицын. Журнал этот издавал вице-президент Академии художеств А. Ф. Лабзин. Тут читатели находили витиеватые рассуждения о «внутренней церкви», свидетельства духовидцев, то есть людей, общавшихся с духами, а также рассказы о чудесах, совершаемых силою веры и молитвы. Например, в июньской книжке, в заметке «Услышанная молитва», сообщалось, что дворовая женщина одной госпожи, по имени Катерина Игнатьева, служившая в доме кастеляншею, то есть смотрительницею за бельем, «страдала глазами», но скрывала свою болезнь. Когда барыня, выведенная из терпения замызганностью скатертей и салфеток, велела привести кастеляншу, та явилась с поводырем. Истина обнаружилась. Барыня сжалилась над несчастной и призвала врача. Врач назначил операцию в надежде спасти больной один глаз. Катерина ударилась в слезы и долго молилась перед образом, прося избавления от операции. «Между тем, — рассказывал журналист, — наступил праздник Николая-чудотворца, и отчаянная слепая просила мужа, чтоб он разбудил ее ночью и свел к заутрене, дабы ей помолиться сему Помощнику скорбящих, дав обет отслужить ему молебен. — Сон утомленной страдалицы прерываем часто был ее усердием к Святителю, так что при первом благовесте к заутрене она тотчас сама проснулась. Первое, что ее поразило, было то, что она впотьмах, при слабом свете лампы, видела лучше, нежели прежде днем; могла сама одеться и даже сама пойти к заутрене. Усердие ее тем более воспламенилось, и она, благословляя Господа, отстояла заутреню, потом обедню раннюю, потом отстояла молебен и, возвратясь домой, легла отдохнуть, уснула и пробудилась уже совсем здоровою». Чтобы у читателей не было сомнений в подлинности происшествия, Лабзин — с разрешения Катерининой барыни, благочестивой графини Апраксиной, — назвал точную дату события: 6 декабря 1816 года — и адрес, по которому желающие могли удостовериться в истинности рассказанного: в Петербурге, в Семеновском полку, в 4-ой роте, в доме под № 653…