Михаил Гордин - Пушкинский век

Власти, поначалу поощрявшие деятельность просветителей, после восстания в Семеновском полку стали смотреть на них косо: опасались, что грамотность порождает вольнодумство. Министру просвещения было доложено, что в учебных пособиях, выпущенных Гречем для училищ взаимного обучения, сделан «набор слов если не злонамеренный, то неприличный и по впечатлениям вредный». Выпущенные пособия были отобраны. Вольное общество фактически отстранили от руководства училищами…

В январе 1820 года Коренная управа «Союза благоденствия» созвала важное совещание. Для участия в нем из Тульчина приехал Павел Пестель. Собирались в обширной квартире Федора Глинки — в доме Кропоткина на Театральной площади. В нижнем этаже этого дома помещалась Контора адресов, куда постоянно входили и откуда все время выходили люди. Собрания в этом доме не могли ни у кого вызвать подозрений. На совещании обсуждали вопрос о будущей форме правления, и большинство членов Коренной управы высказалось за введение в России республиканского строя.

Решение это вызвало новые споры. Несмотря на все успехи «Союза благоденствия» в распространении либеральных идей и его серьезное влияние на общественное мнение, он был еще весьма далек от того, чтобы овладеть системой государственного управления мирным путем.

Кое-кто из членов Общества разочаровался в нем, другие требовали более решительных действий.

После того как на очередном совещании в Москве в начале 1821 года «Союз благоденствия» был формально распущен, в Петербурге и на Украине, в Тульчине, возникло два новых тайных общества — Северное и Южное. Оба они, не отказываясь от легальной пропагандистской работы, делали ставку на военный переворот.

От вольнолюбивых мечтаний и романтических проектов заговорщики перешли теперь к тому, что Пушкин в десятой главе «Евгения Онегина» назвал «мятежной наукой».

Члены Северного общества часто встречались на квартире К. Ф. Рылеева — в доме на Мойке у Синего моста.

А. А. Бестужев. Акварель Н. Бестужева. 1823–1824 гг.

Другой дом, где сходились декабристы, — дом Булатовых на углу Исаакиевской площади и Почтамтской улицы. Здесь обитал юный поэт, офицер Конногвардейского полка Александр Одоевский. У него одно время жил А. А. Бестужев, а незадолго до 14 декабря, 1825 года поселился В. К. Кюхельбекер. «Кюхельбекер был болен и занимал сырую квартиру, — говорил Одоевский. — По обширности моей я предложил ему у себя комнату, и он в предпрошедшем месяце переехал ко мне».

Северное и Южное общества были тесно связаны между собой. Члены их регулярно встречались.

Одна из таких встреч была назначена в Летнем саду.

В тот весенний день 1823 года случайных прохожих не могло удивить, что в семь часов утра трое офицеров прогуливаются по дорожкам сада — в такое время офицеры отправлялись в казарму, в караул, а кто и возвращался с бала. Между тем посреди столицы происходили важные переговоры северян Никиты Муравьева и Александра Поджио с южанином Александром Барятинским.

Деятельность тайных дворянских политических организаций отражалась в большей или меньшей степени почти на всех сторонах жизни Петербурга.

Члены тайных обществ старались влиять на дела городского управления. Особенно активно тут действовал чиновник для особых поручений и доверенное лицо петербургского генерал-губернатора графа Милорадовича Федор Глинка. Гуманное обращение с солдатами офицеров-декабристов сказывалось на положении дел в гвардии. В судах декабристы боролись с беззаконием, лихоимством. Поступив правителем дел в Российско-Американскую компанию, К. Ф. Рылеев принимал участие в составлении ее докладных записок правительству: речь шла о значительном расширении внешней торговли страны. Декабристы и люди, им духовно близкие, преподавали в учебных заведениях столицы. Они участвовали в научных и литературных обществах и кружках, порой руководили ими. Декабристскими идеями были увлечены очень многие писатели, художники, артисты, музыканты, ученые.

Явный уклон общественного мнения в сторону либерализма, «вольные» разговоры, которые велись почти в открытую, в огромном количестве ходившие по рукам крамольные рукописные сочинения — все это определенным образом отзывалось и на настроениях петербургского простого народа. На Сенном рынке, на Щукином дворе, на бирже у Синего моста теперь чаще, чем когда-либо прежде, можно было услышать толки о всевозможных «знаменьях» и «явлениях», предвещавших близкую волю для народа.

В жизни города случались события небывалые. Так, 27 сентября 1825 года впервые Петербург видел организованную политическую демонстрацию. Поводом для нее послужили похороны поручика К. П. Чернова, смертельно раненного на дуэли флигель-адъютантом В. Д. Новосильцевым. Причиной дуэли было то, что Новосильцев, посватавшись к сестре Чернова, затем отказался от брака только потому, что его аристократическая родня не захотела принять в свою семью дочь «мужика» — отец Черновых, хотя имел генеральский чин, начал армейскую службу простым солдатом. Чернов писал накануне дуэли: «Пусть паду я, но пусть падет и он, в пример жалким гордецам, и чтобы золото и знатный род не насмехались над невинностью и благородством души». Чернов состоял в тайном обществе. Секундантом его на дуэли с Новосильцевым был Рылеев. Кюхельбекер написал на смерть Чернова стихи:

Декабрист Евгений Оболенский вспоминал: «Многие и многие собрались утром назначенного для похорон дня ко гробу безмолвного уже Чернова, и товарищи вынесли его и понесли в церковь: длинной вереницей тянулись и знакомые и незнакомые воздать последний долг умершему юноше. Трудно сказать, какое множество провожало гроб до Смоленского кладбища; все, что мыслило, чувствовало, соединилось тут в безмолвной процессии и безмолвно выражало сочувствие тому, кто собою выразил идею общую, которую всякий сознавал и сознательно и бессознательно: защиту слабого против сильного, скромного против гордого».

В Петербурге несколько недель только и было разговоров, что об этой дуэли и похоронах Чернова. Всех поразило, что безвестного поручика провожала огромная толпа — тысячи людей, большинство из которых прежде никогда не видели Чернова и не слыхали о нем. Речь шла именно о демонстрации в защиту чести и достоинства личности. Кто созвал демонстрантов, кто организовал столь мощный общественный протест? Ясно было, что в Петербурге самодержавной власти противостоит некая серьезная общественная сила.