Юрий Андреев - Цена свободы и гармонии. Несколько штрихов к портрету греческой цивилизации

Нельзя, конечно, забывать и о том, что критерии, с которыми греки подходили к проблеме разграничения «города» и противостоящего ему «негорода» принципиально отличались от наших сегодняшних критериев. Сейчас, когда заходит речь о том, что такое настоящий город, мы представляем себе, прежде всего, более или менее крупный промышленный центр, в котором подавляющее большинство населения занято в различных несельскохозяйственных сферах производства, обслуживания, торговли, администрации, культуры и т. д. Греков такой чисто социологический взгляд на эту проблему едва ли удовлетворил бы. Для них город был, в первую очередь, не промышленным и не торговым центром, а средоточием политической и культурной или, точнее, религиозной жизни государства, местом, где находились правительственные здания, судебная палата, агора, служившая, как Уже было сказано, в первую очередь площадью для народных собраний и лишь потом ставшая городским рынком, и, наконец, все главные святилища. Это убеждение, сложившееся уже в классический период греческой истории, о чем может свидетельствовать, например, рассказ Фукидида о Тесеевом синойкизме, продолжало жить в сознании греков в эллинистическое и даже в римское время.

Сошлемся на одно любопытное место в сочинении Павсания, писателя II в. н. э., называющемся «Описание Эллады» (нечто вроде путеводителя для путешествующих по Греции иностранных туристов), Упомянув об одном маленьком фокидском поселении, Павсаний с презрением замечает, что этот жалкий городишко, именуемый Панопеем, претендует на то, чтобы считаться настоящим городом, хотя у него нет для этого ровным счетом никаких оснований. Здесь «нет ни правительственных зданий, ни гимнасия, [24] Гимнасий (от греч. γυμνός — «голый») — специальный комплекс помещений (открытых площадок, залов, портиков и т. п.) для занятий атлетикой, отдыха, прогулок, бесед и т. д. В Афинах и других греческих городах гимнасии были обычными местами собраний молодежи (в основном так называемых эфебов — юношей от 18 до 20 лет, проходивших курс военной подготовки), а также и граждан старшего возраста. Все гимнасии находились на содержании государства. ни театра, ни агоры, ни водоема, куда собиралась бы вода; жители же его ютятся вдоль горного потока, в хижинах, похожих на пещеры». Как мы видим, Павсаний дает читателю стереотипный набор внешних признаков, отличающих настоящий город-полис. Но за этим перечнем ясно читается представление об особом городском образе жизни и о той роли, которую город призван был играть в жизни всего государства. На первое место Павсаний ставит административные здания, такие как булевтерий — помещение, где происходили заседания городского совета, пританей, в котором собирались высшие должностные лица, дикастерий — судебная палата и др. Далее следуют театр и гимнасий — два места, где граждане полиса обычно проводили свой досуг: в театре устраивались представления трагедий и комедий, состязания певцов и музыкантов; в гимнасии городская молодежь занималась атлетикой, а граждане старшего возраста следили за ее упражнениями и состязаниями в силе и ловкости. Нередко здесь же в театре или в гимнасии выступали с речами или публичными лекциями знаменитые ораторы и философы. Далее в перечне Павсания названа агора, которая, как мы уже говорили, использовалась и как место народных собраний, и как рыночная площадь. На агоре или где-нибудь неподалеку от нее обычно помещался фонтан с водоемом в виде бассейна, из которого жители города снабжались чистой проточной водой. Важный признак городской жизни, в понимании Павсания, — это хотя бы минимум бытового комфорта. Жители Панопея, ютящиеся в каких-то жалких хижинах, смахивающих на пещеры, явно не дотягивают до уровня настоящих горожан так же, как и их полис никак не может быть признан настоящим городом.

Заметим, что в перечне Павсания нет ни мастерских-эргастериев, ни купеческих лавок, хотя они, вероятно, должны были находиться где-то на агоре или на ближайших к ней улицах. Видимо, для автора «Описания Эллады» все это были не столь уж существенные детали, не заслуживающие специального упоминания. Чисто экономическая сторона городской жизни его, судя по всему, мало интересовала. Во всяком случае не в ней он видел главный критерий, позволяющий отличить город от негорода. [25] Задолго до Павсания великий Аристотель рекомендовал при выборе места для основания нового города принимать во внимание следующий четыре условия: место должно быть здоровым, удобным для защиты от нападений извне, приспособленным для политической деятельности граждан полиса и красивым.

Мы можем легко убедиться в том, что представление о настоящем городе, из которого исходил Павсаний, высмеивая нелепые претензии жителей Панопея, не было голой абстракцией. Для этого достаточно познакомиться с многочисленными описаниями других греческих полисов в том же самом сочинении или же обратиться к тем свидетельствам, которыми нас снабжает современная археология. Возьмем в качестве примера небольшой малоазиатский город Приену, открытый в самом конце прошлого века немецкой археологической экспедицией под руководством Т. Виганда. Город был невелик, но очень хорошо расположен. Он размещался на четырех больших террасах, спускающихся к долине реки Меандр от подножия высокой скалы акрополя. На верхней террасе находилось святилище богини Деметры. Ниже на обширной второй террасе был устроен городской театр — один из лучше всего сохранившихся греческих театров, и здесь же возвышался главный храм Приены — святилище Афины Полиады (букв. «Градодержательницы»), основанное, как об этом гласит надпись на фронтоне, самим Александром Великим.

Третью террасу занимала приенская агора — прямоугольная площадь, со всех сторон обнесенная длинными портиками. Некоторые из них служили пристанищем для мелких торговцев и ремесленников, уподобляясь гостиным дворам в старых русских городах. В одном из портиков были устроены мясные и рыбные ряды с каменными прилавками, в которых были выдолблены желобки для стока жидкостей. Соображения чистоты и гигиены здесь принимались в расчет в неменьшей степени, чем на более поздних римских рынках. Другие портики приенской агоры использовались для всякого рода общественных надобностей. В некоторых из них устраивались, например, торжественные банкеты для граждан города и чужеземных гостей. Здесь же размещались и различные правительственные учреждения. Вплотную к северному портику был пристроен так называемый «экклесиастерий» — здание, служившее местом народных собраний. Оно представляло собой четырехугольную, похожую на закрытый театр постройку с возвышающимися полукругом мраморными сиденьями и алтарем посредине. Всего в здании могло поместиться около семисот-восьмисот человек. Очевидно, такова была численность полноправных граждан Приены. Главный вход в экклесиастерий был перегорожен решеткой так, чтобы участники собрания проходили внутрь по одному. Благодаря этому контролеры, сидевшие при входе, успевали записывать имена входящих. По составленным таким образом спискам между гражданами затем распределялась так называемая «диета», т. е. плата за посещение собрания, как это было и в Афинах IV в. до н. э. О том, что именно агора была главным центром общественной жизни Приены, свидетельствуют многочисленные надписи, которые были найдены здесь во время раскопок (в основном это были почетные декреты в честь именитых граждан полиса), а также постаменты мраморных и бронзовых статуй, изображавших тех же самых лиц. На самой нижней четвертой террасе размещался целый комплекс спортивных сооружений, состоявший из гимнасия и стадиона. При строительстве этих сооружений, как, впрочем, и во всем остальном, приенцы не поскупились на издержки. В гимнасии была оборудована баня с мраморными бассейнами и водостоками в виде львиных голов. На стадионе сохранились остатки облицованных мрамором трибун и любопытное стартовое устройство — ворота с десятью мраморными колоннами, между которыми ставилась деревянная перегородка. В момент старта при состязаниях в беге ее быстро убирали, и бегуны устремлялись вперед.