Нина Быстрова - «Русский вопрос» в 1917 — начале 1920 г.: Советская Россия и великие державы

На Россию приходилось 7500 тыс. из 17, что «дает право на сумму в 35 млрд из 80. Относительно участия России в распределении суммы в 52 млрд мар. возмещений за имущественный вред, следует иметь в виду, что военные действия на Восточном фронте происходили почти исключительно в областях, отошедших к Польше, Латвии, Литве, вследствие чего и право на соответственные возмещения могла бы иметь не РСФСР, а вышеупомянутые государства». Однако при этом не следует забывать, что неблагоприятная международная обстановка, и в частности блокада, «повлекла за собой заключение с вновь образовавшимися государствами крайне невыгодных мирных договоров, в которых, между прочим, на РСФСР возлагались различные обязательства в связи с тем, что Польша, Литва и др. находились в зоне военных действий, вследствие чего граждане этих государств понесли значительный ущерб. Таким образом, РСФСР, со своей стороны, расплатилась за этот ущерб, что давало бы ей право регресса на основании ст. ст. 116 и 232 Версальского договора, и непредъявление соответственных требований лишь свидетельствует о готовности РСФСР идти на уступки для облегчения соглашения» [593] Там же. Л. 2. .

В ст. 117 Версальского договора Германия обязалась признавать действительность всех договоров и соглашений, которые «союзные и дружественные державы заключают с государствами, которые образовались или могут образоваться впредь на территории или части территории бывшей Российской Империи и границах 1 августа 1914 г. Германия обязуется далее признавать границы этих государств, так как они установлены обязательствами, возложенными на Германию ст. 117 Версальского договора, державы Согласия хотели предупредить всякое возражение с германской стороны против всякого рода соглашений, не исключая и вопроса о границах, которые будут заключены в будущем между Россией и государствами, образовавшимися на территории России, с одной стороны, и державами Антанты, с другой». Такого рода требования, предъявляемые к Германии, — признавать соглашения, еще не заключенные, содержание которых не могло быть не только установлено, но и предвидено, — противоречило принципам международного права. Как считали эксперты НКИД, это требование было не из области права, а являлось определением вынужденным, вследствие применения элементарной силы [594] Там же. Л. 9. . Российским экспертам было очевидно, что договоры и соглашения между Россией и государствами, образовавшимися на территории бывшей Российской империи, с одной стороны, и странами Согласия — с другой, Германия могла признать лишь в том случае, если их содержание не будет противоречить жизненным интересам самой Германии. Нелепо было требовать от нее признания «авансом» возможных в будущем договоров, особенно с учетом предпринятой в них попытки исключить саму Германию от всякого делового общения с Россией и государствами, возникающими на ее территории. В связи с тем, что ст. 117 имела в виду договоры между Россией и странами Согласия, которые не затрагивали интересов Германии, эта статья представлялась лишней, ибо «договоры, заключаемые между суверенными государствами в признании третьих незаинтересованных государств не нуждаются» [595] Там же. Л. 10. .

Германия по ст. 292 признавала, что все договоры, соглашения и сделки, заключенные с Россией или каким-либо государством или правительством, территория которого ранее составляла часть России, а равно и все такие же договоры, соглашения и сделки, заключенные Румынией до 1 августа 1914 г., «или же с сего последнего срока до вступления в силу настоящего договора, ныне отменены и являются отмененными навсегда». Данное определение налагало на Германию обязанность считать отмененными все без исключения соглашения, которые она заключила с Россией или с государствами, возникшими на территории бывшей Российской империи, вплоть до момента вступления в силу Версальского мирного договора. С отменой Брест-Литовского и дополнительных договоров отпали и взаимные обязательства восстановить с соответствующими изменениями договоры, действовавшие до 1 августа 1914 г., поэтому для достижения правовых результатов, изложенных в ст. 292, можно было ограничиться ст. 116, делавшей ст. 292 излишней.

Ст. 293 гласила: «Если после 1 августа 1914 г. какая-нибудь из союзных и дружественных держав, или Россия, а равно и государство и правительство, территория коего составляла ранее часть России, принуждены были предоставить Германии или германскому гражданину через посредство какого-либо представителя публичной власти какие-либо концессии, привилегии или преимущества, каковое представление было вынуждено вследствие военной оккупации или другими средствами или по другим основаниям, то эти концессии, привилегии и преимущества считаются уничтоженными без всяких дальнейших и других определений в силу настоящего договора» [596] Там же. Л. 11. . Эта статья имела в виду лишь такие привилегии и преимущества, которые возникли со времени начала войны между Россией и Германией и не касалась прав и привилегий, возникших до войны. Ее практическое значение было невелико, так как, по мнению экспертов НКИД, в отношении России речь в ней могла идти лишь о привилегиях и преимуществах, предоставленных германским гражданам в короткий период действия Брестского договора. Тогда еще не знали, были ли такие предоставления в действительности. Во всяком случае, права и привилегии, которые базировались на Брестском договоре, с прекращением его действия были отменены. Но поскольку права отдельных германских граждан в период действия этого договора или после его прекращения базировались на особых законодательных или административных актах советской власти, этой статьей они не затрагивались и запрещение германским гражданам со стороны союзных и дружественных держав пользоваться этими привилегиями и преимуществами на территории России означало бы недопустимое с точки зрения международного права вмешательство во внутренние дела России. Видимо, ст. 293 не имела в виду подобных случаев, так как говорила о таких привилегиях, которые были вынужденны вследствие военной оккупации, то есть о таких договорных отношениях, где один из контрагентов (Германия) посредством применения физической силы, угроз или других аналогичных мер, возможных лишь во время войны, принудила другую сторону (Россию) ко вступлению в договор. Но независимо от того, что свобода действий России в отношении предоставления концессий и каких-либо преимуществ Германии или отдельным ее гражданам не могла быть затронута этой статьей из-за неучастия России в Версальском договоре, из текста статьи следовало, что контрагенты Версальского договора даже не имели в виду, устанавливая мирные отношения, поднимать вопрос о полной свободе советского правительства предоставлять по своему усмотрению концессии и привилегии кому-либо, не исключая и германских граждан.