Жан-Пьер Вернан - Происхождение древнегреческой мысли

Одновременно с рождением полиса возникает естественная необходимость создания писанных законов. Запись законов придает им постоянный и точный характер; они изымаются из исключительной компетенции басилевсов, функция которых состояла в "изречении" права; законы становятся общим достоянием, всеобщим правилом, одинаково применимым ко всем людям. В мире, описанном Гесиодом, который явился предшественником полисного строя, правосудие (dike) действовало еще в двух плоскостях, как бы расчлененное между небом и землей: для рядового беотийского земледельца dike в земном мире заключалась в решении, фактически зависящем от произвола царей - "поедателей преподношений"; на небе dike предстает в образе суверенной богини, далекой и недоступной. Благодаря же публичности, обеспеченной письменностью, она, не теряя своей идеальной ценности, воплощается в собственно человеческом плане, реализуется в законе, в общем для всех правиле. Возвышаясь над всеми, dike подлежит обсуждению и декретированному видоизменению, но тем не менее выражает порядок, считающийся священным.

Когда в свою очередь отдельные лица посредством письменности решат сделать публичными свои знания - будь то в виде книг, впервые написанных Анаксимандром и Ферекидом или же Гераклитом (который отдал их на хранение в храм Артемиды в Эфесе), или в форме parapegma, монументальной надписи на камне [57] Такого рода надписи гравировались по заказу полисов от имени должностных лиц или жрецов; рядовые же лица таким образом записывали иногда свои астрономические наблюдения или строили хронологические таблицы.- Прим. ред. ,- намерением этих людей будет не просто сообщить другим об открытии или выслушать чье-либо личное мнение, но, поместив свое послание в самую сердцевину масс - es to meson,- сделать его общим достоянием города, нормой, которая, подобно закону, могла бы также стать всеобщей [58] См.: Диоген Лаэртский, кн. I, 43: письмо Фалеса Ферекиду. В: Диоген Лаэртский.О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. M., 1986. . Будучи обнародованной, их мудрость обретает присущую ей основательность и объективность, претендуя на роль истины, не облеченной более в форму религиозной тайны, которая отмечена божественной благодатью. Разумеется, конечной целью мудреца, как и религиозного таинства, является раскрытие истины, снятие покрова таинственности с некоей высшей реальности, намного превосходящей обычное человеческое разумение; но, вверяя эту истину письму, мудрецы "вырывают" ее из замкнутого круга секты, представив при ярком свете дня на всеобщее обозрение. А это значит, что в поиске истины могут участвовать все и что она, как и политические вопросы, подлежит всеобщему обсуждению.

Такое преобразование тайного знания мистериального типа в совокупность публично обнародованных истин имеет свою параллель в другом аспекте общественной жизни. Прежних священнослужителей, принадлежавших какому-либо знатному роду и претендовавших на особо тесную связь с богами в процессе своего формирования, полис приспособил для отправления официальных культов города. Таким образом, то покровительство, которое боги ранее оказывали своим избранникам, отныне распространяется на все городское сообщество. Говорящий о культе города фактически говорит об общественном культе. Все прежние предметы культа - sacra,- знаки посвящения в сан, религиозные символы, гербы, деревянные резные изображения (xoana), статуи, ранее ревностно оберегаемые как талисманы власти в тайниках дворца или в глубине жреческих домов, перемещаются в общественный храм - открытую, общедоступную обитель. В этом безликом пространстве, которое обращено вовне, греческие идолы в свою очередь претерпевают изменения: вместе с потерей таинственности они утрачивают свойство действенных символов, становясь "изображениями", единственной функцией которых остается "видимость", "созерцательность". О помещенной внутри храма большой статуе божества отныне можно сказать, что ее "бытие" (esse) состоит лишь в ее "восприятии" (percipi). Священные образы (sacra), некогда наделявшиеся грозной силой и укрытые от публичного обозрения, в глазах города становятся зрелищем, "повествованием о богах", точно так же, как на глазах города, становясь "истинами", оспариваемыми мудрецами, лишаются своей загадочности и религиозной силы тайные сказания и магические формулы.

Однако процесс придания общественной жизни полной публичности встречает на своем пути немало трудностей и сопротивления. В самый расцвет классического периода правители и власть придержащие для решения политических вопросов не раз тайно прибегали к помощи сверхъестественных сил. Лучшие примеры такого рода скрытых действий предоставляет нам режим Спарты. Имеются и другие свидетельства использования святилищ в качестве тайных приемов власти, обращения к оракулам, находящимся в исключительном ведении некоторых высших должностных лиц, или приобретения ими книг, содержащих предсказания. Более того, многие города видят залог своего благополучия в обладании секретными реликвиями, такими, например, как мощи героев, место погребения которых, под страхом гибели государства, может быть известно одним только верховным властителям. Но при вступлении в должность они правомочны узнать эти грозные тайны. Приписывание подобного рода секретным талисманам политического значения отнюдь не было простым пережитком прошлого. Оно отвечало определенным социальным потребностям. В самом деле: не зависит ли благополучие города от действия сил, не поддающихся расчетам человеческого разума, не подвластных предвидениям и не решаемых в споре? Это вмешательство сверхъестественной силы - провидение Геродота, судьба (tyche) Фукидида,- роль которого в конечном счете является решающей, необходимо учитывать и отводить ему подобающее место в политической системе полиса. Но публичный культ олимпийских богов лишь отчасти мог выполнять такую функцию. Он касался слишком общего и слишком далекого божественного мира и определял порядок священного (hieros), противостоящего области мирского (hosios), к которой относится управление городом. Полной десакрализации политической жизни служит противовесом официальная религия, которая соблюдает должную дистанцию в отношении людских дел и которая больше непосредственно не вмешивается в обыденную жизнь arche Однако сколь бы здравомыслящими ни были политические руководители и сколь бы глубокой ни была мудрость граждан, решения собрания, касающиеся будущего, остаются весьма темными и разум не может иметь о них полного представления. Поэтому весьма существенно обеспечить себе более или менее надежные предсказания с помощью средств, превышающих ограниченные возможности человека, а именно - с помощью священных ритуалов. Вне всякого сомнения, политический "рационализм" полиса противостоял прежним религиозным приемам правления, но не настолько, чтобы их в корне исключить [59] Если говорить о роли гадания в политической жизни греков или, более общо, о сакральном характере деятельности городских властей, то религиозные процедуры, имевшие ранее самодовлеющее значение, приобрели характер правовых норм. Точно так же такие ритуалы, как жертвоприношение или присяга, ранее обязательные для городских служащих при их вступлении в должность, ныне приобрели чисто формальный характер, не составляя существа политической жизни. В этом смысле налицо ее существенная секуляризация. .