Джон Робертс - Мировая история

Он дает описание Индии времен великого правителя Чандрагупты, основавшего династию Маурьев. Кое-что известно о нем еще и из других источников. Древние индийцы полагали, что на завоевания его вдохновил пример Александра Великого, которого юный Чандрагупта наблюдал во время его вторжения на территорию Индии. Как бы то ни было на самом деле, в 321 году до н. э. Чандрагупта узурпировал престол Магадха и на развалинах того царства воздвиг государство, покрывавшее территорию не только долин двух великих рек Инд и Ганг, но также бо́льшую часть Афганистана (отнятого у Селевкидов) и Белуджистан. Своей столицей он провозгласил город Патна, где поселился в величественном дворце. Дворец был деревянным; на данном этапе индийской истории археологи пока что не могут предоставить нам сколь-нибудь значимую информацию.

Из докладов Мегасфена можно вывести заключение, что Чандрагупта исполнял функции своего рода самодержавного председателя империи, но, судя по индийским источникам, создается впечатление о бюрократическом государстве или как минимум о государстве, стремящемся к такому режиму правления. Что на практике оно собой представляло, за далью веков не просматривается. Его собрали из политических единиц, сформировавшихся гораздо раньше, и многие из них организационно напоминали республиканские или народовластные образования, а из них многие имели связи с императором через великих людей, служивших ему; некоторые из таких номинальных вассалов могли часто на практике пользоваться большой самостоятельностью.

Многое поведал Мегасфен и о жителях индийской империи. Помимо представления длинного списка различных народов он назвал две различные религиозные традиции (одну брахманскую и вторую внешне буддистскую), упомянул об употреблении индийцами в пищу риса и об их воздержании от вина за исключением обрядовых случаев, много рассказал о приручении слонов и обратил внимание на тот факт (удивительный для греков), что в Индии отсутствовало рабство в любых его проявлениях. Тут у него вкралась ошибка, но вполне простительная. Хотя людей у индийцев нельзя было покупать и продавать в абсолютное рабство, находились те, кого принуждали трудиться на своих господ, и освободиться от такой зависимости по закону они не могли. Мегасфен к тому же сообщил о том, что царь развлекался охотой, которую вел с платформы на возвышении или на спине слона. Во многом такая охота напоминала отстрелы тигров в XX веке.

Говорят, что Чандрагупта, отойдя от дел, провел свои последние дни с джайнами в уединении под Майсуром, где прошел ритуал голодания до смертельного конца. Его сын и преемник повернул экспансионистский курс империи, уже определенный отцом, на юг. Власть династии Маурьев начала пронзать густые дождевые леса к востоку от Патны и проталкиваться к восточному побережью. При третьем правителе династии Маурьев с завоеванием Ориссы империи достался контроль над сухопутными и морскими коммуникациями на юге, и на субконтиненте Индостан установилось в определенной мере политическое единство, не превзойденное на протяжении двух с лишним тысяч лет. Завоевателя, совершившего все это, звали Ашока, и при данном правителе наконец-то появляется возможность документирования истории Индии.

От эпохи Ашоки сохранились многочисленные письмена с декретами и судебными запретами, адресованными его вассалам. Использование этого средства размножения официальных посланий и индивидуальный стиль надписей служат основанием для предположения о существовании тогда персидского и эллинского влияния на индийцев. Причем индийцы под властью Маурьев определенно поддерживали более тесные связи с цивилизациями на западе, чем когда-либо прежде. В Кандагаре Ашока оставил письмена одновременно на греческом и арамейском языке.

Такого рода письмена служат доказательством того, что индийское правительство могло позволить себе гораздо больше, чем об этом упоминал Мегасфен. Монарший совет правил обществом, организованным по кастовому принципу. При нем существовало войско царя и некая бюрократия; как и повсюду, с приходом грамоты началась новая эпоха для системы управления государством, а также для культуры. К тому же можно предположить существование мощной тайной полиции или службы внутреннего надзора за населением. Помимо сбора налогов, а также обеспечения связи и орошения, государственному аппарату при Ашоке вменялась в обязанность пропаганда официальной идеологии. В начале его правления Ашоку самого обратили в буддистское вероисповедание. В отличие от обращения Константина его обращение случилось не до, а после сражения, потрясшего Ашоку тем, чего оно ему стоило. Как бы там ни было, после обращения в буддизм он отказался от алгоритма завоеваний, характерного для него до тех пор. Быть может, именно поэтому его не терзали искушения затеять кампанию за пределами своего субконтинента. Такое ограничение он разделил с большинством индийских правителей, которые никогда не стремились править варварами. К тому же становится ясно, что он завершил покорение Индии.

Ярчайшим результатом перехода Ашоки в буддизм обычно считается то, что он выразил в своем послании подданным с помощью надписей на камнях и опорах арок, относящихся как раз к данному периоду его правления (примерно после 260 года до н. э.). Они на самом деле представляются положениями совершенно новой общественной философии. Предписаниям Ашоки присвоили полное название «Эдтикты о дхарме». Слово «дхарма» с санскрита можно перевести как «универсальный закон бытия», и их новизна до нашей поры вызывает у индийских политиков великое, отдающее анахронизмом восхищение Ашокой. Воззрения Ашоки тем не менее приводят в настоящее изумление. Он снискал уважение за призыв к уважению всех людей без исключения и, прежде всего, к религиозной веротерпимости и отказу от любого насилия. Его предписания касались общих понятий без упоминания деталей, и силой закона они не наделялись. Зато их общая направленность просматривается безошибочно, ведь они предназначались для формулирования общих принципов поведения людей. Притом что собственные склонности и умонастроения Ашоки совершенно определенно совпадали с такого рода воззрениями, ими предлагается не столько пропаганда постулатов буддизма (этим он занимался несколько иначе), сколько попытка устранения различия; они во многом напоминают устройство правительства, предназначенное для огромной, разнородной по населению и разделенной по религиозному признаку империи. Ашока искал способы установления некоего центра для укрепления вокруг него на всей территории Индии политического и социального единства, обеспечиваемого общими интересами людей, а также предохраняемого силой государства и надзором за населением сотрудниками службы сыска. «Все люди, – гласит одна из надписей Ашоки, – являются моими детьми».