Джон Робертс - Мировая история

Подпитка возрождения католицизма к тому же шла со стороны носителей истинной духовности и происходящего непосредственно от души усердия, уже проявлявшегося среди верующих в XV веке. Одним из мощнейших выражений нового настроя среди католиков, а также атрибутом, оказавшимся весьма живучим, стало изобретение одного испанца, вошедшего в историю под именем первого генерала монашеского ордена иезуитов, Игнатия де Лойолы. По забавному стечению обстоятельств в начале 1530-х годов он числился студентом того же самого парижского училища, что и Жан Кальвин, но сведений об их знакомстве обнаружено не было. В 1534 году он вместе с несколькими своими приятелями и компаньонами принял духовную присягу; своей целью они избрали миссионерскую деятельность, и, пока обучались новому ремеслу, Лойола составил устав для нового религиозного ордена. В 1540 году его организацию признал папа римский, и ей присвоили название «Общество Иисуса». Иезуитам, как их в скором времени стали называть, в истории церкви отводилась важная роль сродни той, что сыграли ранние бенедиктинцы или францисканцы XIII века. Их воину-основателю понравилось думать о своих соратниках как о народном ополчении церкви, отличавшемся крепкой дисциплиной и абсолютным подчинением папской власти через их генерала, который жил в Риме. Они провели преобразование системы католического просвещения. Они шли в первых рядах миссионерского наступления во всех уголках планеты. В Европе они благодаря своим интеллектуальным достижениям и политической смекалке поднялись до самых больших почестей при дворах королей.

Одновременно они послужили новым инструментом укрепления папского авторитета, причем возрождение католицизма (в противовес Реформации) могло к тому же содействовать усилению власти светских правителей над их подданными. Иждивенчество религии при политической власти в новом виде – то есть при организованной силе – послужило дальнейшему укреплению хватки политического аппарата, державшего за горло народ. Наиболее наглядно такое положение вещей просматривается в испанских княжествах. Здесь еще задолго до Тридентского собора соединились две силы, которым удалось создать неприступную ни с одной стороны католическую монархию. Реконкиста, только что законченная, представляла собой очередной крестовый поход. Во-первых, сам титул католических монархов звучал определением политического процесса, сопровождавшегося борьбой. Во-вторых, перед испанской монархией стояла задача по оперативному приобщению к своим порядкам великого множества подданных мусульманского и иудейского вероисповедания. Их опасались как носителей потенциальной угрозы спокойствию многонационального общества.

Для воздействия на них изобрели новый инструментарий в виде инквизиции, однако радикально отличавшейся от средневекового ее предшественника, так как она находилась под властью все той же короны. Учрежденная в соответствии с папской буллой в 1478 году, испанская инквизиция вступила в свои права в Кастилии с 1480 года. Прошло совсем немного времени, и у папы римского появились дурные предчувствия; светские и церковные власти в равной степени попытались сопротивляться, но особо в этом не преуспели. К 1516 году, когда королем становится Карл V, которому предстоит впервые занять престол одновременно Арагона и Кастилии, инквизиция служила единственным учреждением в испанских доминионах, от имени королевского совета отправлявшим власть на территории всех их – в Северной и Южной Америке, на Сицилии и Сардинии, а также в Кастилии и Арагоне. Нагляднейшие плоды деятельности этой инквизиции позже назовут «этнической чисткой», проявившейся в изгнании с территории перечисленных доминионов всех евреев и жестком регламентировании жизни мавров (обращенных в христианство мусульман).

В итоге проведения такой политики в Испании установилось религиозное единство, нерушимое для горстки лютеран, с которыми инквизиции не составило особого труда справиться. Духовная сплоченность населения Испании в конечном счете дорого обошлась ее народу. Все-таки уже при Карле V, считавшемся ревностным католиком, власти Испании в духовной и светской жизни своей страны вели к новому роду централизации государства в виде абсолютистской монархии, представлявшей собой государство Возрождения во всей его красе, совершенно неумышленно превратившееся в первый на нашей планете механизм управления, в рамках которого предстояло принимать решения, касающиеся развития событий во всем мире. Рудименты формальной конституционной системы правления на Пиренейском полуострове особой роли при этом не играли. Испания повсеместно служила образцом для государств возрождающегося католицизма, и ее образец навязывался практически всей Европе силой или примером на протяжении столетия после 1558 года, когда Карл V уже умер, проведя свои последние годы в молитвах вдали от мирской жизни за стенами монастыря в медвежьем углу области Эстремадура.

Из всех европейских монархов, связавших свою жизнь с делом возрождения католицизма в качестве борца с ересью, никто не может сравниться по решительности и нетерпимости с сыном и преемником Карла V Филиппом II Испанским, пережившим свою жену Марию Тюдор. Ему досталась половина империи его отца: Испания, колониальные территории Индии, Сицилия и испанские Нидерланды. (В 1581 году он к тому же присовокупил к своим владениям Португалию, остававшуюся в составе Испании до 1640 года.) Результаты его политики религиозного очищения Испании получили весьма неоднозначное толкование. Зато бесспорным считается его роль в появлении на территории испанских Нидерландов первого государства в мире, народ которого покончил с прежним господством монархии и феодальной знати.

То, что кто-то назвал «мятежом Нидерландов», а сами голландцы считают «Восьмидесятилетней войной», как и многие прочие события, лежащие в основе появления наций, служит мощным источником мифотворчества, иногда даже сознательного. Однако даже при всей абсурдности таких утверждений еще больший обман содержит в себе предположение о появлении весьма современного типа общества в результате совершенно «современного» рода восстания, движущей силой которого называют носителей страстного стремления к религиозной терпимости и национальной независимости. Большего заблуждения представить себе трудно. Беды Нидерландов возникли в совершенно средневековых условиях, при которых в этом богатейшем государстве Северной Европы, то есть герцогстве, перешедшем в ведение Габсбургов через заключение брака, сохранялись старинные бургундские правила наследования земель. Часть этого герцогства относилась к испанским Нидерландам в виде семнадцати провинций, весьма отличавшихся друг от друга своими особенностями. Южные провинции, где многие жители общались на французском языке, включали наиболее урбанизированную часть Европы и огромный фламандский центр торговли – город Антверпен. Они издавна доставляли много беспокойства, а правители фламандских городов в свое время в конце XV века откровенно пытались добиться для них статуса городов-государств. Северные провинции больше тяготели к сельскому хозяйству и морским промыслам. Их обитатели питали особую привязанность к своей земле, ведь они фактически отвоевывали ее у моря и создавали польдеры (осушенные участки земли, защищенные дамбой) еще с XII века.