Джон Робертс - Мировая история

Но все-таки трудно себе представить созыв парламента ради обеспечения реформы, если только не назреют прочие необходимые для нее факторы. Здесь потрудитесь обратить свое внимание на то, что великие реформы викторианской Англии касались интересов среднего сословия, а также массы бедноты. К исключениям можно отнести фабричное законодательство. Английский средний класс впервые выдвинул требование на свою долю в политической власти задолго до того, как это сделал средний класс континентальной Европы, и поэтому у него появилась возможность на использование своей доли власти в интересах перемен; его не посетил соблазн прибегнуть к революции как средству отчаянных мужчин, лишенных прочих путей к достижению своих целей. При этом сами английские массы тоже выглядят совсем не носителями великих революционных устремлений. Во всяком случае, их отказ от действий революционным способом вызвал большие сожаления у историков левого толка более поздних поколений. Много споров разгорелось по поводу того, не слишком ли тяжкая доля им досталась, или доля эта оказалась недостаточно тяжкой, а то и просто слишком большая разница существовала между различными отрядами рабочего класса Британии. Но все-таки следует упомянуть, что в этой стране долгое время нормой считалось социальное различие между высшими и низшими сословиями, удивлявшее иностранцев, особенно американцев.

Более того, в Британии существовали организации рабочего класса, активисты которых предлагали альтернативу революции. Они часто придерживались «викторианских» взглядов со своим похвальным акцентом на круговую поруку, предусмотрительность, благоразумие и трезвость. Из элементов, составлявших великое английское лейбористское движение, только одна политическая партия, что носит это имя, еще не существовала до 1840 года; остальные созрели к 1860-м годам. Общества взаимопомощи, например, на случай беды, совместные ассоциации и, прежде всего, профсоюзы предоставляли эффективные каналы для личного участия тружеников в улучшении жизни рабочего класса. Эта ранняя зрелость общественных организаций должна была лежать в основе парадокса английского социализма – его более поздняя зависимость от очень консервативного и далекого от революции профсоюзного движения, долгое время считавшегося самым массовым в мире.

Как только миновали 1840-е годы, тогдашние экономические тенденции могли поспособствовать сокращению числа недовольных жизнью британцев. Во всяком случае, так часто говорили вожаки рабочего класса, причем с большим сожалением; они считали, что улучшение условий бытия труженика, по крайней мере, снижает революционную опасность в Англии. Когда в 1850-х годах началось оживление мировой экономики, настало благоприятное время и для промышленных городов страны, числившихся мировым цехом, а также для их торговцев, банкиров и страховых агентств. По мере роста занятости и заработной платы поддержка, которой пользовались сторонники чартизма, стала слабеть, а скоро от нее остались только одни воспоминания.

Символы неизменной формы, содержащей многочисленные изменения, служили центральными атрибутами королевства: парламент и корона. Когда Вестминстерский дворец спалили дотла и построили новый дворец, для его отделки выбрали псевдосредневековый стиль, чтобы подчеркнуть старину того, что станут называть «матерью парламентов». Безжалостные изменения практически всей революционной эпохи британской истории тем самым продолжали скрывать под хламидами обычая и традиции. Главное – никто не решился замахнуться на монархию. Уже в 1837 году, когда Виктория взошла на престол, ее династия в Европе среди старинных политических учреждений уступала только папству; причем на самом деле британская монархия тоже изменилась до неузнаваемости. Она очень низко пала в глазах общественности из-за преемника Георга III, считающегося самым неудачным среди английских королей, но его наследник авторитет монархии сильно не укрепил. Виктории и ее мужу предстояло сделать его неоспоримым для всех, кроме очень немногих республиканцев. В известной мере ей пришлось переступить через себя; она не притворялась, будто ей нравится политический нейтралитет, соответствующий конституционному монарху, когда корона считалась выше политических баталий. Тем не менее именно во времена ее правления появился такой критерий. Она к тому же превратила свою монархию в семью; впервые со дней молодого Георга III фраза «августейшая семья» приобрела свой нынешний смысл и стала обозначать родственников монарха. Во всех делах огромную помощь королеве оказывал ее немецкий муж принц Альберт, хотя высокой оценки своих заслуг от неблагодарной английской публики он не получил.

Только в одной Ирландии способность к образному изменению постоянно подводила британский народ и грозила настоящей революционной опасностью. Пришлось подавить там восстание в 1798 году. В 1850-х и 1860-х годах в стране установилась тишь и гладь. Но причиной всему послужила в значительной мере ужасная катастрофа, свалившаяся на Ирландию в середине 1840-х годов, когда за неурожаем картофеля последовал голод, эпидемия и жестокое мальтузианское решение проблемы перенаселенности Ирландии. На тот момент требование об отмене Акта об унии, которым Ирландию присоединили к Великобритании в 1801 году, звучало не слишком громко, неприязнь ее в большинстве своем католического населения к враждебной и устоявшейся протестантской церкви публично практически не выражалась, и не наблюдалось серьезных волнений среди крестьянского населения, относящегося без большой любви к английским владельцам (или к точно таким же по сути более многочисленным ирландским землевладельцам), безжалостно эксплуатировавшим арендатора и батрака одинаково. Проблемы тем не менее оставались, и либеральное правительство, пришедшее к власти в 1868 году, взялось за решение некоторых из них; единственным значительным их достижением внешне выглядело появление нового ирландского националистического движения, в основе которого лежала римско-католическая вера крестьянства и его требование разрешить гомруль (движение за самоуправление Ирландии). Спор о том, что это может, не говоря уже о том, что должно, это движение представлять, преследовал британских политиков, опрокидывал все их комбинации и срывал все попытки уладить ирландский вопрос на протяжении столетия или даже больше того. На ближайшую перспективу этот спор способствовал образованию двух соперничающих ирландских революционных движений на севере и юге, а также внес свой вклад в разрушение британского либерализма. Таким образом, народ Ирландии через тысячу лет начал снова наносить обращающие на себя внимание отметины на скрижалях всемирной истории, хотя конечно же не будем забывать о его роли в массовом переселении ирландцев на территорию Соединенных Штатов Америки в начале века.