Джон Робертс - Мировая история

Идейная убежденность европейцев, как занимавшихся миссионерской деятельностью, так и воздерживавшихся от нее, в крайнем случае могла питаться пониманием того, что коренное население не может их просто так выгнать со своей земли, даже в странах, не подвергшихся европейской колонизации. Получается так, что на планете не найти укромного уголка, где европейцы не могли бы при желании навязать свое присутствие силой оружия. С развитием оружейного дела в XIX веке европейцы получили еще большее относительное превосходство над народами мира, нежели то, чем они располагали, когда португальцы первый раз дали залп орудиями одного борта корабля по Каликуту. Даже когда передовые устройства появлялись у прочих народов, им редко удавалось применить их с толком. В сражении при Омдурмане на территории Судана в 1898 году солдаты английского полка открыли по противнику огонь с дистанции 200 метров из штатных по тем временам магазинных винтовок британской армии. Чуть позже англичане шрапнельными снарядами и пулеметами искромсали на части массы алжирской армии, солдаты которой даже не приблизились к стрелкам первой шеренги британского полка. Сражение закончилось тем, что алжирцев полегло 10 тысяч человек, притом что британских и египетских солдат погибло 48 человек. И дело тут совсем не в том, что один англичанин чуть позже отобразил в стихах: «На всякий случай мы всегда везем с собой // Надежный пулемет «Максим» как сюрприз для тех, у кого его нет…» Ведь халиф тоже располагал пулеметами, но хранил их на складе арсенала в Омдурмане. И телеграфный аппарат у него имелся для связи со своими войсками, и мины с электрическим подрывом для уничтожения британских канонерских лодок на Ниле. Но ничем из достижений инженерной мысли правитель Алжира не воспользовался; прежде чем коренные народы повернут конструкторские находки европейцев против них самих, им потребуется не только техническое просвещение, но и перенастройка сознания на убийство себе подобных с помощью достижений научно-технической революции.

Существовал к тому же еще один повод, причем более доброжелательный и не такой уж спорный, из-за которого носители европейской цивилизации прибегали к силе. Силы требовало проведение в жизнь политики Британского мира, которая на протяжении всего XIX века стояла на пути европейских стран, борющихся друг с другом за овладение территориями за пределами Европы. В XIX веке невозможно было как-то переиграть колониальные войны XVII и XVIII столетий, хотя именно тогда наблюдалось самое масштабное в современные времена расширение прямого колониального правления. Купцы всех стран получили возможность для перемещения по морям без каких-либо разрешений или препятствий. Предварительным условием неформальной экспансии европейской цивилизации служило превосходство британского флота.

Оно считалось гарантией прежде всего существования международной сети торговли, центром которой к 1900 году числилась Европа. Старинные периферийные обмены товарами нескольких купцов и предприимчивых капитанов с XVII века постепенно заменялись интегрированными отношениями взаимозависимости, основанной на многочисленных отличиях роли между промышленными и аграрными странами; аграрные страны становились поставщиками продовольствия для урбанизированного населения промышленных стран. Но такое грубое разграничение требует значительного уточнения. Отдельные страны часто не соответствуют такой примитивной квалификации; США, например, в 1914 году считались одновременно крупным производителем сырья и ведущей в мире индустриальной державой, отдача которой приравнивалась к объему выпуска готовой продукции Великобритании, Франции и Германии, вместе взятых. Нельзя эти различия отнести однозначно по принадлежности к странам европейской и иной культуры. Япония и Россия в 1914 году проходили индустриализацию быстрее, чем Китай или Индия, но Россию, притом что отнять у нее такие критерии, как принадлежность к Европе, христианской вере и империалистическому пути развития, не получалось, англосаксы к развитым странам не причисляли, и большинство японцев (как большинство русских) оставалось крестьянами. Не находили они развитую экономику и в балканской Европе. Так что вывод следует свести к тому, что в 1914 году ядро передовых стран располагало социально-экономическими структурами, радикально отличавшимися от тех же структур традиционного общества, и что эти страны служили стержнем Атлантической группы стран, все больше становящихся главным производителем благ и их же главным потребителем в мире.

Так случилось, что центр мировой экономики сосредоточился в Лондоне, где предоставлялись финансовые услуги, за счет которых оплачивался устойчивый поток мировой торговли. Громадный объем сделок в мире заключался посредством переводного векселя, номинированного в фунтах стерлингов; фунт стерлингов, в свою очередь, оценивался по международному золотому стандарту, к которому привязывалась котировка валюты ведущих стран мира. Во всех крупнейших странах существовала золотая валюта, и куда угодно можно было пускаться в путешествие, прихватив с собой мешок золотых соверенов, пятидолларовых монет, золотых франков или любых других инструментов обмена, и их повсеместно принимали к оплате товаров и услуг.

Лондон служил центром мировой экономики еще и в том смысле, что Британия оставалась крупнейшим торговым государством в мире. И это несмотря на то, что к 1914 году по валовому продукту Соединенное Королевство по многим показателям уступило первенство США и Германии. Основное судоходство в мире и транспортная торговля находились в британских руках. Британцам принадлежала главная роль в экспортно-импортных отношениях на планете, причем только они додумались организовать за пределами Европы производственных предприятий больше, чем на ее территории. Великобритания к тому же числилась крупнейшим экспортером капитала, и ее предприниматели извлекали огромный доход из своих зарубежных инвестиций, особенно вложений в США и Южную Америку. Особая роль Лондона укладывалась в сложившуюся примерно треугольную систему международного торгового обмена. Британцы закупали товары, как промышленные, так и все прочие, в Европе и оплачивали их своими собственными промышленными товарами, наличными деньгами и заморскими изделиями. Внешнему миру они предлагали промышленные товары, капитал и услуги, забирая в виде их оплаты продовольствие, сырье и наличные деньги. Такая сложная система служит иллюстрацией того, как малая часть европейских отношений с остальным миром приходилась на примитивный обмен готовых изделий на сырье. Не следует забывать и об уникальном примере Соединенных Штатов, включенных в экспортные отношения слабо, но постепенно приобретающих все большую долю в собственном внутреннем рынке промышленных товаров и все еще остающихся импортером капитала.