Джон Робертс - Мировая история

Раздражение и недовольство иностранных инвесторов, лишенных возможности для взыскания причитающихся им долгов, иногда становились причинами дипломатических конфликтов и даже вооруженного вмешательства. Сбор долгов, в конце-то концов, отнюдь не считался возрождением колониализма, и министры европейских правительств слали грозные предупреждения, подкрепив их на протяжении того столетия несколькими случаями применения силы. Когда в 1902 году власти Великобритании, Германии и Италии совместными усилиями устроили морскую блокаду Венесуэлы ради взыскания долгов, причитающихся их подданным, пострадавшим от революционных невзгод американцам пришлось пойти дальше тех мер, что предусматривались «доктриной Монро».

Со времен Техасской республики и дальше отношения США с их соседями никогда не считались простыми, остаются они сложными и сегодня. Факторов, их усложняющих, всегда хватало с излишком. В «доктрине Монро» сформулирован основополагающий интерес США в предохранении своего полушария от вмешательства европейцев, и первый Панамериканский конгресс (съезд) послужил еще одним шагом в этом направлении, когда американцы созвали его в 1889 году. Но его участники уже никак не могли предотвратить укрепление экономических связей с Европой, как это удалось после революции, когда прекратились все отношения Соединенных Штатов с Великобританией (северные американцы тоже вложили свои капиталы в южноамериканские страны, и в скором времени у них появились претензии, которые они не замедлили предъявить местным правительствам). Более того, к концу столетия всем стало ясно, что стратегическая ситуация, служившая фоном для обоснования «доктрины Монро», изменилась. Пароходы и повышение американского интереса к Дальневосточной и Тихоокеанской зонам послужили появлению в Вашингтоне трепетного отношения к тому, что происходило в Центральной Америке и Карибском море, где постепенно назревала готовность к строительству канала через перешеек.

В начале XX века появляется нынешний деспотизм и даже высокомерие в политике Соединенных Штатов Америки по отношению к своим соседям. Когда после скоротечной войны с Испанией американцы подарили диктатору Кубы самостоятельность (и отобрали Пуэрто-Рико у Испании для себя), в текст новой кубинской конституции внесли специальные ограничения, чтобы навсегда привязать Гавану в качестве сателлита Вашингтона. Территорию вдоль Панамского канала американцы приобрели за счет вмешательства в дела Колумбии. Проблему задолженности Венесуэлы вообще решили с применением американской силы под предлогом ее «логического происхождения» из «доктрины Монро». Тут же поступило заявление (практически мгновенно получившее практическое применение на Кубе и в Доминиканской Республике) о том, что США будут использовать свое право на вмешательства в дела любого государства, расположенного в Западном полушарии, внутренняя политика которого находится в таком беспорядке, что может послужить соблазном для вмешательства европейцев. Позже под этим предлогом в 1912 году один американский президент отправил морских пехотинцев в Никарагуа, а другой в 1914 году занял мексиканский порт Веракрус и тем самым попытался принудить мексиканское правительство к выполнению его требований. В 1915 году появилось соглашение об установлении протектората над Гаити, которому суждено было оставаться в силе на протяжении 40 лет.

На этом грустная повесть об отношениях между США и их соседями не заканчивается, хотя для понимания общей фабулы сказанного уже вполне достаточно. В любом случае ее роль заключается всего лишь в симптоматике двойственного положения латиноамериканских государств относительно Европы. Укорененным в ее культуре, связанным с ней экономическими интересами этим странам с политической точки зрения приходилось устраняться от сплетения с ней. Разумеется, все это совсем не означало, что их не считали, насколько это касалось европейцев XIX века, представителями белого большинства, в тех условиях, когда проводилось различие между бледнолицыми представителями европейской цивилизации и всеми остальными народами планеты. Когда европейские вершители политики говорили о «латиноамериканцах», они имели в виду их представителей европейского происхождения, прежде всего городское, грамотное, привилегированное меньшинство, а не массы переселенцев, индейцев и негров.

Дробление Испанской империи вскоре после бегства из нее целых 13 колоний подтолкнуло многих людей к мысли о том, что поселенцы остальных колоний, принадлежавших Британской империи, тоже могут в ближайшее время избавиться от власти Лондона. Это случилось, но вряд ли так, как кто-то мог рассчитывать. В конце XIX века в британском юмористическом журнале «Панч» появилась патриотическая карикатура, автор которой изобразил британского льва, одобрительно взиравшего на шеренги львят, вооруженных и одетых в форму заморских колоний Лондона. Все львята выглядели как лихие солдаты добровольческих контингентов, присланных из всех уголков империи для участия в войне на стороне британцев, в то время ведущих важную кампанию в Южно-Африканской Республике. Веком раньше никто даже думать не мог о возможности участия солдат из колоний в войне на стороне метрополии. События 1783 года оставили глубокие следы в сознании британских государственных деятелей. Колонии, которые они считали предельно для них знакомыми, оказались хитрыми, требующими денег, приносящими мало пользы, вовлекающими метрополию в бесплодную борьбу с другими державами и коренными народами. Причем в конечном счете явились теми, кто кусает руку дающего.

Недоверие к клубкам колониальных проблем, которые порождали такие представления, помогло в конце XVIII века сместить британский имперский интерес в сторону перспектив торговли с азиатскими странами. Казалось, что на Дальнем Востоке не возникнет никаких сложностей, создающихся европейскими поселенцами, а в восточных морях отсутствует какая-либо потребность в дорогостоящих вооруженных силах, которые не могли бы успешно заменить моряки Королевских ВМС. Короче говоря, такие настроения господствовали в британских официальных кругах на протяжении всего XIX века. При этом политики пытались улаживать сложные дела каждой из колоний, основываясь прежде всего остального на экономии и предотвращении бед. На огромных пространствах Канады и Австралии такая политика вела через бури к окончательному объединению отдельных колоний в федеральные структуры с назначением ответственными за них собственных правительств. В 1867 году появился доминион Канады, и в 1901 году за ним последовало провозглашение Австралийского Союза. В каждом случае образованию Союза предшествовало назначение в изначальной колонии собственного ответственного правительства, и в каждом случае возникали свои трудности.