Джон Робертс - Мировая история

Выхода из европейского тупика иными средствами, кроме ведения тотальной войны, не было, и Новый мир оказался втянутым в дрязги Старого Света практически против его же воли. Союзники по Антанте радовались: победа виделась им безусловной. Однако их ждал год великих испытаний. Для Великобритании и Франции 1917 год оказался куда мрачнее года 1916-го. Дело не только в том, что защита от подводных лодок Германии заняла долгие месяцы. Добавьте сюда череду страшных сражений во Франции (обычно объединяемых под одним названием Пашендальское), оставивших неизгладимый шрам на британском национальном самосознании и стоивших жизни еще 400 тысяч человек, полегших ради 5 миль чужой земли. Измотанная героическими усилиями, предпринятыми в 1916 году, французская армия пережила серию мятежей. Самое страшное для союзников заключалось в том, что рухнула Российская империя и к концу года Россия прекратила существование как великая держава на все обозримое будущее.

Русское государство разрушили как раз из-за той самой войны. Тогда же началось революционное преобразование стран Центральной и Восточной Европы. Творцами того, что кокетливо назвали «революцией» в России февраля 1917 года, следует назвать немецкие армии, в конечном счете измотавшие даже неимоверно стойких русских солдат, за спиной которых оставались города с голодающим населением из-за расстройства транспортной системы и правительства, состоявшего из бестолковых и продажных министров, боявшихся конституционной системы управления и либерализма не меньше поражения в войне. В начале 1917 года пропала вера даже в надежность самих служб государственной безопасности. За голодными бунтами последовали мятежи, и русское самодержавие вдруг оказалось совершенно беспомощной институцией. Из либералов и социалистов сформировали Временное правительство, а царь отрекся от престола. Новое правительство тогда само завалило все дело в основном потому, что предприняло попытку совершить невозможное – продолжить ведение войны. Как оценивал ситуацию вождь большевиков В.И. Ленин, русские хотели мира и хлеба.

Второй причиной провала робкого Временного правительства России следует назвать страстное желание Ленина отобрать у этого правительства власть. Оказавшееся во главе распадающейся страны, управленческой структуры и вооруженных сил, все еще не справившееся с жизненными лишениями в городах, Временное правительство само оказалось сметенным в ходе переворота, названного Великой Октябрьской социалистической революцией, которую наряду с вступлением в Первую мировую войну Соединенных Штатов Америки европейцы считают рубежом между двумя эпохами европейской истории, наступившим в 1917 году. До наступления данной эпохи все дела в Европе улаживались собственными силами, теперь будущее народов Старого Света будут во многом определять власти Соединенных Штатов Америки. И на переломе эпох возникает государство, предназначением которого его основатели видят разрушение всего довоенного европейского порядка. Такое государство на самом деле и преднамеренно превращается в революционный центр мировой политической жизни.

Непосредственным и наглядным последствием провозглашения Союза Советских Социалистических Республик (СССР) (как теперь называли Россию) после прихода к власти Советов рабочих и солдатских депутатов, положенных в основание политической системы государства после переворота, считается возникновение новой стратегической ситуации в мире. Большевики закрепили успех своего государственного переворота через роспуск (так как они не смогли установить над ним контроль) единственного выборного органа представительной власти, созванного на основе всеобщего избирательного права, впервые появившегося в России, а также попытку заручиться поддержкой крестьянства обещаниями земли и мира. Эти меры позволили им удержать власть; становым хребтом их партии, активисты которой теперь стремились утвердить ее власть на всей территории России, служил малочисленный промышленный рабочий класс считанных по пальцам городов. Только миром можно было обеспечить более надежное и широкое основание власти. Изначальные условия мира, выдвинутые немцами, показались настолько возмутительными, что русские прекратили с ними все переговоры; позже им пришлось согласиться на гораздо более унизительные условия в виде договора о мире, подписанного в Брест-Литовске в марте 1918 года. Им предусматривались огромные территориальные уступки немцам, зато те, кто устанавливал новый порядок, получили мирную передышку и время для урегулирования острейших внутренних проблем.

Союзники по Антанте пришли в ярость. Они увидели в действиях большевиков коварное предательство. Не смягчилось их отношение к новому режиму даже упорной революционной пропагандой, которую большевики обрушили на своих граждан. Советские вожди ждали революционного подъема рабочего класса во всех передовых капиталистических странах. После этого союзники по Антанте позволили себе целую серию масштабных военных вмешательств в дела Советского Союза. С самого начала они преследовали стратегическую цель, состоявшую в том, чтобы не позволить немцам воспользоваться выгодной ситуацией и закрыть свой Восточный фронт, но эту цель большинство народу в капиталистических странах и все большевики быстро истолковали как крестовые походы против коммунистических завоеваний. Худшее заключалось в том, что западные интервенты впутались в Гражданскую войну, грозящую похоронить новый режим в России.

Даже без догматического фильтра марксистской теории, через который Ленин и его соратники видели мир, все эти эпизоды вполне могли испортить отношения между Россией и капиталистическими странами на долгое время вперед; в переложении на марксистские понятия они выглядели подтверждением фактической и неискоренимой враждебности европейцев ко всему русскому. Память об интервенции западных держав определяла политику советских лидеров на протяжении следующих пятидесяти лет. Она к тому же служила обоснованием поворота революции в сторону авторитарного правления. Страх перед западным захватчиком как реставратором прежнего порядка и покровителем помещиков сочетался с русскими традициями самодержавия и полицейского подавления, душил в зародыше любую либерализацию советского режима.

Убежденность русских коммунистов в приближении революции к Центральной и Западной Европе в известном смысле оправдалась, но в конечном счете оказалась принципиальным заблуждением. В последний год войны ее революционный потенциал на самом деле выглядел совершенно наглядным, но только в национальном, а не классовом виде. Союзникам по Антанте пришлось (в том числе по примеру большевиков) перейти к собственной тактике революции. Военная обстановка в конце 1917 года для них складывалась весьма грустная. Никто не сомневался в грядущем весной наступлении немцев во Франции, так как русская армия больше не могла отвлекать врагов Антанты на себя, а массированная переброска американских войск на помощь защитникам Франции заняла бы много времени. Зато можно было попробовать приспособить уже испытанное оружие революции – обратиться к представителям национальностей Австро-Венгерской империи, чтобы те больше не выполняли свой договор, заключенный с царской Россией. Да и в глазах американцев Антанта теперь могла выглядеть идеологически чистой, так как больше не была связана с русским царизмом.