Джон Робертс - Мировая история

Задним числом при всех откровенных неистовствах выражений, родившихся в ходе холодной войны, в наши дни она напоминает запутанные сражения религиозных деятелей в XVI и XVII веках в Европе, когда идеологические противоречия могли вызвать насилие, страсть и даже подчас мобилизацию убеждений, но никогда участникам этих баталий не удавалось полностью примирить сложности и встречные течения. А главная беда заключалась в том, что не получалось обуздать противоречия, возникающие между носителями противоположных национальных или этнических интересов. Точно так же, как религиозные битвы прошлого, притом что в скором времени появлялись все признаки разрешения определенных споров и удавалось избежать худшего исхода, краснобайство и мифология, посвященные этим баталиям, обнаруживали большую живучесть на протяжении длительного времени после того, как перестали отражать действительность.

Первым важным осложнением, сопровождавшим холодную войну на всем ее протяжении, считается появление растущего числа новых государств, оказавшихся неспособными примкнуть к одной стороне или другой. Многие новые государства возникли на протяжении одного десятилетия после 1945 года в результате деколонизации. В некоторых районах мира в процессе деколонизации случился такой же мощный подъем массового движения, как и в ходе самой холодной войны. Генеральная Ассамблея ООН послужила больше в качестве трибуны для агитации за колониальное освобождение, чем для пропаганды холодной войны (хотя активисты того и другого в этих понятиях часто путались). При всей мимолетности существования европейской империи она воспринимается как некое явление всемирной истории, чей уход с мировой арены выглядел предельно сложным. В некоторых местах, особенно в областях Африки к югу от пустыни Сахары, процессы интеграции и модернизация едва зарождались, и колониализм оставил там мало положительного наследия, которое могло послужить созданию. В остальных колониях, и Французская Северная Африка служит наглядным примером, колониальным властям следовало должным образом позаботиться о давно обосновавшемся там белом населении переселенцев из Европы (а Алжир не подходил механически под категорию колонии вообще, так как управление им осуществлялось департаментом французской метрополии). В Индии, наоборот, британское присутствие представлялось совсем незначительным в налаживании процесса предоставления независимости индийскому народу.

Временные параметры всех тех процессов тоже значительно отличались в соответствии с приблизительным расчетом на то, что европейское господство в Азии в значительной мере прекратилось к 1954 году, тогда как народы Африки избавились от колониальной зависимости только лишь в следующее десятилетие, а португальцы все еще цеплялись за свои колонии в 1970-х годах. Исключение коснулось двух стран южной Африки – Анголы и Мозамбика, причем весьма своеобразным манером; наравне с Алжиром и Индокитаем, например, на их территории шла ожесточенная война между колониальным государством и коренным крестьянством, тогда как в других африканских колониях передача власти местным правящим верхушкам (в разной степени обладавшим достаточной численностью и навыками для исполнения функций правительства) происходила относительно мирным путем. В ряде стран (Индия и Индокитай представляются наглядными, хотя совсем непохожими примерами) настоящие националистические настроения и организация существовали еще до ухода имперских правителей (причем британцы, в отличие от французов, пошли на важные уступки местным националистам), в то время как практически по всей Африке национализм возник как творение и последствие обретения независимости, а не как некое народное движение.

При всем отличии обстоятельств тем не менее существовал смысл, в соответствии с которым конечный успех азиатским колониальным субъектам империализма гарантировался задолго до 1945 года. Дело касалось не просто уступок, предоставленных до 1939 года, так как все произошедшее стало исключительно результатом поражения в войне; японцы спутали все карты европейского империализма еще в 1940 и 1941 годах. Оставалось разве что провести само смещение имперской власти в конкретных колониях. Капитуляция 60 с лишним тысяч британцев, индийцев и солдат доминиона в Сингапуре в 1942 году послужила сигналом того, что европейская империя в Азии приказала долго жить. Британцы восприняли это событие гораздо острее капитуляции Чарльза Корнуоллиса под Йорктауном, потеря которого тоже считалась невосполнимой. На таком нерадостном фоне едва ли кто обратил серьезное внимание на то, что японцы иногда безрассудно разбрасывались своими преимуществами, когда недостойно вели себя с покоренными народами. Даже при самых нечеловеческих проявлениях жестокости среди новых подданных Токио нашлись многочисленные коллаборационисты, в том числе из рядов местных политиков-националистов. Оружие, которое союзники по антигитлеровской коалиции сбрасывали на парашютах тем, кого европейцы считали бойцами отрядов сопротивления японским захватчикам, вполне могло попасть в руки готовых повернуть его против возвращающихся белых колонизаторов. Более того, по сравнению с движением Сопротивления в Европе, возникшим из-за воздушных налетов, принудительного труда, голода, сражений и болезней, во многих азиатских деревнях и практически во всей сельской местности жизнь под японским гнетом шла своим чередом, ничем не нарушаемым. К 1945 году в Азии накопился громадный потенциал для проведения изменений.

Империализм тоже представлялся строем обреченным, так как правители обеих доминировавших мировых держав выступали против него. Они бы не потерпели его в форме империй других народов. По совершенно разным причинам власти США и СССР поставили перед собой целью подрыв колониализма. Задолго до 1939 года в Москве предложили пристанище и поддержку его противникам. Американцы по-своему поняли декларацию Атлантической хартии о правах народов разных стран выбирать свои собственные правительства, и прошло несколько месяцев после ее подписания, прежде чем заместитель Государственного секретаря США объявил: «Эпоха империализма закончилась!» Советским и американским представителям не составило труда содействовать ратификации Хартии Организации Объединенных Наций о конечной цели достижения независимости для колониальных территорий. Но все-таки отношения между великими державами не оставались неизменными. Притом что между ними пролегала достаточно четкая разграничительная линия, проведенная властями Советского Союза и Соединенных Штатов в 1948 году и остававшаяся практически неизменной на протяжении 40 лет, дипломатические очертания Восточной Азии тем не менее вызывали сомнения гораздо дольше. С одной стороны, там появились новые великие державы, и, с другой, возникли неясности из-за исчезновения имперского диктата.