Pичард Дэвенпорт-Хайнс - Ледяной призрак. Истории с «Титаника»

«Наши пассажиры третьего класса с криком и шумом устремились на борт парохода, — написал офицер, служивший на лайнере компании «Кунард» «Карония» (Caronia), пришвартовавшемся в Ливерпуле незадолго до начала Первой мировой войны. — Они выглядели очень живописно, эти представители различных рас, в пестром разнообразии своей одежды, когда, казалось, бесконечной вереницей поднимались по трапу, неся в руках тюки со всем своим скарбом. Они жили внизу корабля, конечно же, их места не отличались роскошью, но все же были достаточно неплохими, а с учетом того, что их еще и кормили, билеты вполне соответствовали цене, которую за них заплатили. В конце концов, можно было потерпеть неделю проживания в некомфортных условиях ради того… чтобы стать американцами. Впоследствии некоторые из них превратятся там в миллионеров, а некоторые так и будут перебиваться случайными заработками, но магическое слово «Америка» манило их всех».

Что же означало это волшебное слово для иммигрантов? В большинстве случаев нечто невразумительное. Для выходцев из Ливана «Амерка» означала Австралию и Западную Африку, а также и саму Америку — «Я эмигрирую в ту часть Амерки, которая находится под управлением французов. Там очень жарко, и у людей черная кожа», — сказал как-то один сенегалец. Нирк (Нью-Йорк. Прим. перев.) означал Соединенные Штаты: «Они похожи на Ливан, там тоже есть столица и деревни, и я буду жить со своим братом в одной из деревень», — заявил ливанец, направляющийся в Чикаго. Молодая шведка, получившая письмо от своего жениха со штемпелем «Сопервилль», открытого всем ветрам местечка, расположенного в Иллинойской равнине, в котором из достопримечательностей есть почта и угольная шахта, посчитала его самым замечательным чудом Америки. Когда в Нью-Йорке она сошла с теплохода и увидела оживленные улицы и высокие здания, то подумала с удивлением: «Если это Нью-Йорк, то на что же тогда должен быть похож Сопервилль» Спустя 50 лет ее сын напишет величайшую биографию Авраама Линкольна. Щедрость «Америки» была настолько же смутной, как и ее местоположение. Три четверостишья «Американской песни», написанной Гансом Христианом Андерсеном и весьма популярной в Скандинавии, гласили:

В 1890-е годы слово «Америка» было на устах всех живущих в России евреев. Коммерсанты произносили его, размышляя над своими счетами, рыночные торговки ссорились из-за него со своими соседками по прилавку, те, у кого в этом известном крае жили родственники, читали приходящие оттуда письма для просвещения своих менее удачливых знакомых. «Дети придумывали игру в эмигрантов, старики качали головами над горящим вечерним очагом и предсказывали бедствия тем, кто отваживался отправиться за океан; все говорили про Америку, но вряд ли кто-то знал хоть что-то конкретное про эту волшебную землю».

Многие вспоминали пятнадцатилетнюю Мэри Антин, чей отец решил перевезти свою семью в Бостон и уехал туда первым, до того, как туда переехали его жена и дети. Семья не могла нарадоваться, когда он заработал достаточно денег, чтобы купить билеты и заплатить необходимые взятки. «Наконец-то я еду в Америку! Да, да, наконец, это свершилось! Меня больше ничто не сдерживает! Разверзлись небесные врата. Звезды засияли солнечным светом. Ветра, дующие из космоса, прокричали мне: «Америка!», «Америка!»».

Луис Адамич вспоминает, как в 1907 году в его родную деревню Блато в области Крайна, в тот момент принадлежавшую Австро-Венгерской империи, вернулся один ее житель. «Этот человек покинул свой отчий дом и отправился в Соединенные Штаты, бедный крестьянин в домотканой одежде, с большими усами и котомкой за плечами. А теперь перед селянами предстал чисто выбритый американец, в синем шерстяном костюме, в застегнутых на пуговицы ботинках с длинными носами и каблуками из ластика, в черном котелке, блестящем целлулоидном воротнике, в кричащем галстуке, вы гляди вшем еще более ярко благодаря ослепительной булавке, которая, как многие судачили, сделана из настоящего золота. А два его чемодана из искусственной кожи, перевязанные ремнями, были набиты подарками, привезенными из Америки, для родственников и друзей из своей деревни». Адамич украдкой пробрался к этому обладателю несметных богатств, когда тот сидел под липой перед трактиром, «заказывая вино и колбаски — крайнские сосиски — для всех присутствующих, щедро вознаграждая аккордеониста за игру, и рассказывал об Америке, о ее богатстве и бескрайности, и о том, как он работал на угольных шахтах Западной Вирджинии и Канзаса и на прокатных станах Пенсильвании». В результате хвастовства этого новоиспеченного богача Адамич представил себе Америку «как невообразимо огромную страну, расположенную за тысячи миль через океан, несказанно увлекательную, взрывную, не поддающуюся сравнению с крохотной, спокойной милой Крайной. Эта земля, по его представлению, была полна движения и потрясений». Затем он решил, что «там очень быстро можно заработать целый мешок денег, приобрести несметные богатства, носить костюмы с белыми воротничками и начищенные до блеска ботинки, как ходят дворяне — и есть булку, суп и мясо не только по воскресеньям, но и в остальные дни недели».

Мама Адамича предупреждала его, что в Америке с людьми происходят несчастья. Один американец погиб во время аварии на шахте. Другие возвращались домой без рук или ног. Мужчина, проработавший на угольной шахте семь лет, вернулся домой умирать: «Очень худой, скрюченный и сломленный жизнью человек, с впалыми глазами, абсолютно лысый, кожа да кости, с выражением горести на лице». Когда он задыхался от кашля, его лицо становилось фиолетового цвета, глаза выкатывались из орбит, он хватался за грудь и пытался сделать глоток воздуха. Ораторы на националистических митингах осуждали Австрию за выселение добропорядочных словенских граждан в Америку, а Америку — за уничтожение добропорядочных словенских крестьян. Соединенные Штаты подрывали здоровье эмигрантов, калечили их тела, разрушали моральные устои, уничтожали их диалекты и лишали чувства собственного достоинства. Националисты поддерживали популярную историю, повествующую о злоключениях группы простых выходцев из Словении, которых привлекли поддельные блага Земли обетованной. В Америке их унижали иммиграционные власти, они стали жертвами шулеров, подверглись эксплуатации землевладельцев, жесткому обращению со стороны управляющих шахтами и владельцев предприятий и были обречены на голод и нищету.