Лев Вершинин - Дорога без конца (без иллюстраций)

Это был уже почти полный финиш. Головной болью Коррейа да Камара оставался только Кабальеро, ничего о случившемся не знавший. В очередной раз совершив чудо, он со своим летучим отрядом исполнил приказ Марискаля, незамеченным просочился через заслоны бразильцев, и загулял по тылам, уничтожая мелкие посты, отбивая скот и сгоняя его в большой гурт, чтобы хватило на всю армию.

Ни загнать его, ни даже выследить, несмотря на сотни рогатых голов, очень долго не удавалось: когда бразильская кавалерия приходила туда, где он побывал, она обнаруживала только трупы, - пять, шесть, иногда десяток, - а все остальное знала только сельва, где даже следы стада терялись. Лишь 8 апреля, где-то «недалеко от реки Апа», маленький разъезд имперцев случайно столкнулся с полусотней парагвайцев, гонящих добычу к ставке Марискаля, и бразильский капитан, велев десятку своих людей спешиться, с белым флагом пошел разговаривать.

Типа, война кончена, сеньор Лопес мертв, теперь выбор за вами, генерал. Вы можете атаковать нас, а можете следовать за нами. Выслушав капитана и увидев знакомый пистолет (всем разъездам на такой случай выдали что-то из личных вещей Лопеса), дон Бернардино сообщил, что готов сдаться, но саблю отдаст только генералу да Камара. И вот на этом, пять недель спустя после Серра Кора, действительно, кончилось всё.

Ну и, наверное (если кому скушно, уж извините), есть смысл хотя бы вкратце рассказать о дальнейшей судьбе тех, кто был помянут в последних главах, и с кем в этой главе мы прощаемся навсегда. Не всех, конечно, на это времени не хватит, но самых-самых.

Дона Хуана Пабла и ее дочери, Инносенсиа и Рафаэла, вернулись в Асунсьон, из всей былой роскоши получили дом, пару маленьких ранчо и скромную пенсию от Бразилии. Мать скончалась в следующем году, две вдовы прожили еще долго. Все трое до последних дней проклинали «безумного Панчо» и охотно выступали свидетельницами обвинения против него, кто бы ни просил.

Элиза Алисия Линч, взятая под «личную защиту» Коррейа да Камара, несмотря на требование Триумвирата выдать ее для «справедливого суда», была доставлена в Рио, подробно допрошена про золотой запас и отпущена в Европу вместе с младшими детьми и несколькими женщинами своего батальона, решившими уехать (таких оказалось мало). Возможно, не отделалась бы так легко, но якобы (есть такая версия) сыграло роль декабрьское письмо императрицы Евгении императрице Терезе, в котором супруга Наполеона III мимолетно, среди всяких мелочей помянула: мол, слышала от мужа, что если с гражданкой Франции что-то случится, имения низложенного дома Бурбонов-Сицилийских в Провансе могут быть конфискованы.

Всегда говорила о покойном муже, как о «самом светлом человеке». Жила неброско: сперва, несколько месяцев, на пенсион, выписанный Бенитесом, потом, когда правительство Тьера конфисковало в пользу Третьей Республики «сокровища диктатора, украденные у парагвайского народа», на небольшую пенсию, выхлопотанную Евгенией Монтихо у Виктории. Возглавила Семью, став матерью для Эмилиано, учившегося в Париже. Потеряла еще одного сына – 14-летний Леопольдо Антонио, видевший смерть отца и брата, вскоре угас.

В 1875-м, узнав о принятом в Парагвае Законе о реституции (всем вынужденным эмигрантам возвращалась конфискованная собственность), вернулась в Асунсьон и потребовала вернуть ей имущество, на что имела полное право в связи с юридически безупречным актом передачи. Скандал был громок. Два министра выступили в поддержку претензий м-ль Линч, однако президент Гилл решил иначе: «наглую ирландку» втайне от министров посадили на корабль и отправили в Европу, предупредив, что в следующий раз зарежут.

Скончалась м-ль Линч в 1885-м, а ее и маршала сын Энрике вернулся в Парагвай, был принят на госслужбу и позже, в разгар активности antilopistas, активно отстаивал честь отца; его очень многочисленное потомство ныне проживает в Асунсьоне.

Сильвестре Авейро, как уже сказано, был рядом с Марискалем до конца. Единственный, кроме бразильцев, видевший его гибель. Два ранения. 23 марта 1870 на борту канонерской лодки «Iguatemy» подписал протокол допроса, подтвердив, что Лопес был «безумным тираном и лично руководил пытками, наслаждаясь мучениями несчастных». Полгода провел в Рио. Отказался остаться в Бразилии, вернулся в Парагвай, где объявил, что протокол был подписан под давлением: «Они заставили меня подписать свою бумажку, когда я лежал на операционном столе. Им необходим был свидетель обвинения против героя национальной обороны».

Предстал перед судом, в итоге, несмотря на состав жюри, сплошь из бывших эмигрантов, его оправдавшим. Вскоре опубликовал «Военные мемуары», очень жестокую и честную книгу, детально рассказывающую о следствиях и казнях, ни о чем не жалея и утверждая, что никогда не кривил душой, служа только закону и Родине. В 1874 году приглашен на госслужбу в качестве главного политического судьи, и служил на разных должностях до глубокой старости и смерти 7 июня 1919 года. В Парагвае есть поговорка: «Честен, как Авейро».

Падре Фидель Маис, истоптанный копытами, как и Авейро, подписал требуемые бразильцами «свидетельства обвинения», где значилось, что Марискаль был «сущим исчадием Ада, средоточием всех пороков». Как и Авейро, отказался остаться в Бразилии и в декабре вернулся в Парагвай. Как и Авейро, несмотря на недовольство новых властей, объявил «признания» вынужденными и ложными, был судим и оправдан, написал книгу «Этапы моей жизни», где приведены детали процессов в Сан-Фернандо, подтверждающие, что заговор был, а о Лопесе сказано только хорошо, но с оговоркой, что героизм до добра не довел, после чего никогда больше публично не вспоминал войну, хотя и не отказывал в помощи историкам, стремящимся восстановить правду. Активно участвовал в восстановлении связей парагвайской церкви с Ватиканом, преподавал, и скончался в 1920-м в возрасте почти 93 лет.

Исидоро Рескин, отказавшись подписывать требуемые «свидетельства», провел в Бразилии под гласным надзором почти три года, больше, чем кто бы то ни было, и возможно, там бы и умер, но несколько лет спустя по просьбе очень пробразильского президента Гилла был отпущен и стал главным инспектором восстанавливаемой армии. Тяжело заболев, вышел в отставку, и умер 1882-м, в родном городке, всеми уважаемый, успев написать и опубликовать книгу «События нашей войны», единственный труд, написанный очевидцем и участником из числа тех, кто принимал решения.

Хуан Хризостомо Центурион, тяжело раненный (пуля раздробила челюсть), доставлен в Рио. Через полгода освобожден. Уехал во Францию, где работал в офисе Грегорио Бенитеса. Затем подписал контракт с крупным оркестром, играл на фортепиано. Уехал на Кубу, потом на Ямайку, потом в США. В 1878-м с женой, известной кубинской певицей Консепсьон Рус Сайяс, троюродной бабушкой Фиделя Кастро, вернулся домой. Был министром иностранных дел, послом в Англии, Франции, Испании. Издал «Исторические реминисценции о войне Парагвая», где, подводя итог пережитому, высказывает мысль, что лучше, наверное, было обойтись без войны, потому что по итогам союзники все равно получили все, что хотели, но ни словом не осуждает Лопеса.