Лев Вершинин - Дорога без конца (без иллюстраций)

В принципе, оно и понятно. Франсия и Лопесы держали старое общество в кулаке, избавляя страну от того, во что окунулись все соседи по континенту, железом выжигая амбиции. По их прикидкам, - и в общем, правильным, - необходимо было вырастить новое поколение, способное не драться за власть, а строить будущее, и это поколение они взращивали, при El Supremo прижав постколониальную элиту к ногтю, а при Отце и Сыне дав полную возможность веселиться, но без пагубных для страны форм самореализации. Во избежание. А теперь поле было зачищено, и полусожженный Асунсьон кипел и бурлил вовсю.

Особых разногласий, в сущности, не было, было только лютое желание быть первым. У всех. Как грибы, множились газеты, коллективные агитаторы и пропагандисты. Появлялись лидеры, готовые порвать друг другу глотки, - естественно, по самым-самым «идейным» соображениям, на предмет степени демократичности будущей Конституции, хотя (правда не все это сознавали) в сложившейся обстановке она обречена была стать филькиной грамотой.

Партий, естественно, не были. Были «клубы», в рамках которых дружили против всех остальных, в основном, по принципу «какой ни есть, а все ж родня», или «в каком полку служили». И все старались заполучить известного офицера, имеющего влияние на ветеранов, или подружиться с какой-нибудь приличной бандой, потому что без опоры на «достойных граждан» о политике можно было и не думать, - но главное, нужно было решать, с кем из «партнеров» пути, с Рио или с Байресом. Лавировать, как раньше, не получалось: притом, что Парагваю пришлось совсем тяжко, союзники тоже оказались в сложном положении. Особенно Империя.

За все нужно платить. Это аксиома. И бразильцы столкнулись с нею лоб в лоб. Потому что победа, - лавры, упрочение авторитета монарха, новые территории с посадками матэ и золотыми рудниками, о которых давно мечтали, etc, - была чисто тактической. А вот стратегия удручала. Овчинка не стоила выделки, в первую очередь, по суровым экономическим причинам: за пять лет «британский долг», ранее вполне скромный и приемлемый, вырос в 11 раз, вплотную дойдя до астрономической планки 40 миллионов фунтов. А как гасить, никто не понимал, поскольку за годы войны забрали на фронт слишком много рабочих рук, и многие погибли, и еще больше вернулись калеками, - так что фазенды пришли в упадок, и экспорт снизился катастрофически.

Пришла в упадок и бойко развивающаяся промышленность: ведь налоги росли, душа национальный бизнес, так что, приходилось закупать британское, отчего национальный бизнес вообще загибался. От банкротства еще недавно процветавшего регионального гегемона спасали только усилия английских банков, опасавшихся за свои проценты, но это стоило очередных долгов. В итоге, зашатались и уже никогда больше не пришли в былую силу консерваторы, главная опора стабильности, зато набрали силу либералы, с этого момента и до краха Империи доминировавшие в парламенте, -

а что еще хуже, ожили и начали крепнуть республиканские настроения, и теперь разговорчики шли уже не в модных салонах, а в казармах. В отличие от старого офицерского корпуса, офицеры-разночинцы, выдвинутые войной, совершенно не понимали, зачем Бразилии вообще нужна монархия, - и хотя колоссальный авторитет маркиза Кашиас, ставшего премьером, сдерживал ропот, маркиз был стар, а ниже начинались отнюдь не столь лояльные генералы и совсем уж нелояльные капитаны.

Короче говоря, помочь режиму могли только три спасательных круга: деньги, деньги и еще раз деньги. Плюс, конечно, большие деньги. Но свои. Потенциальные доходы от завоеванного матэ в этой ситуации было даже не каплей в море, золотые рудники оказались исчерпанными, а легендарного золотого запаса, способного решить многие проблемы, так и не нашли. Точно известно лишь то, что его не потратили на военные нужды (из-за блокады ничего нельзя было купить), и что его не вывезла м-ль Линч, уехавшая с двумя-тремя чемоданами. Так что, вице-президент Санчес унес тайну с концами.

Оставалась контрибуция. Но с голого что взять? - и следовательно, главный расчет был опять же на британские займы, - уже Парагваю, при посредничестве Империи и с комиссионными от обеих сторон. А для этого необходимо было взять под контроль, и желательно, надолго новое парагвайское правительство. Что, несмотря на пребывание и в Асунсьоне, и вообще на территории страны имперских войск, было совсем не так просто. Ибо свои планы на побежденную страну имели и союзники. То есть, Уругвай, конечно, не в счет, а вот вопрос с Аргентиной теперь, когда дело дошло до дележа, оказался сложен.

По сути, именно она стала главным призером бойни. То есть, конечно же, потери ее в живой силе были достаточно велики, - около 20 тысяч душ, - но души эти, в основном, гнали из малых провинций, зараженных «федерализмом», так что и это пошло в строку, а что до прочего, так газеты Байреса вполне откровенно писали: «Война стала источником благоденствия Аргентины!», - и это было чистейшей правдой. Конечно, кредитов у Лондона нахватали и они, однако после ухода Митре его преемник, Доминго Сармьенто, резко, до максимального минимума сократил участие в бойне, сосредоточившись, в основном, на всех видах торговли, но самое главное: поставках бразильцам всего необходимого, - а необходимого было много.

В итоге, за последние два года, почти не тратясь (если имперцам нужны были новые войска, их поставляли за живые деньги) и умело оперируя финансами, Байрес не только в значительной мере выполз из долговой ямы, но и, серьезно подразвив промышленность, окреп. Настолько, что уже начал мерить ботфорты региональной сверхдержавы, давая понять Империи, что ее слово уже не так беспрекословно, как раньше.

Причем, не только на словах. Имея на руках карту, где еще в 1864-м было расписано, что кому должно достаться, кабинет Сармьенто вел себя так, словно никаких договоренностей не было. Ладно бы еще провинция Мисьонес (тут никто не возражал), но войска Эмилио Митре явочным порядком заняли огромную долину Гран-Вилла на юге, просто сообщив «временным», что это аргентинская территория, добавив, что намерены забрать весь Чако. То есть весь северо-восток Парагвая, аж до границ Мату-Гросу, предложив Империи «эту бывшую страну» просто поделить, ибо «Победа дает права». Если же союзники из Рио не согласны, Байрес, при всем нежелании, готов жестко спорить.

Союзникам из Рио такой подход, естественно, крайне не нравился. Ни о каком «жестком споре» с Аргентиной, тоже естественно, речи не было и быть не могло, как потому что новая война (то есть, новые займы и новые призывы)с неизбежностью спровоцировала бы взрыв, так и по той простой причине, что Великобритания бы не поняла, да и Штаты, уже пришедшие в себя после Гражданской, вполне могли влезть в события. И делить тоже не хотелось, хотелось иметь буфер, причем надежный.