Лев Вершинин - Дорога без конца (без иллюстраций)

Тем не менее, скоро только сказка сказывается. Добившись минимального национального примирения и хоть как-то пополнив бюджет, генерал Эгускиза в ноябре 1898 передал пост новому президенту от «Колорадо», д-ру Бенхамину Асевалу, - штатскому юристу, по взглядам civico, но пользовавшемуся поддержкой Jefe, ибо был одним из семерых «мальчишек с бородами», уцелевших при Акоста-Ню. Между прочим, кристально честному человеку, - но это ничему не мешало. Как указывает та же Лидия Рохас, «личное бескорыстие всех без исключения президентов Парагвая, не скопивших сколько-нибудь значительных состояний, бесспорно, но ниже начиналась пропасть коррупции, не потакать которой они не могли», - и в конце концов, caballeristas сочли необходимым вмешаться: летом 1902 года полковник Хуан Антонио Эскурра, имевший репутацию «человека чести», с благословения старших распустив правительство, объявил о начале «эпохи очищения», - и полыхнуло.

Возвращение военных к власти само по себе взбесило либералов из обеих фракций, а возбуждение уголовных дел по фактам коррупции вообще накалило ситуацию добела. Притом, что Эскурра от имени Jefe пригласил «к самому широкому сотрудничеству всех, кому дороги национальные традиции Парагвая», включая отмороженных «радикалов», призыв услышан не был. Напротив, возмущенные либералы из обеих фракций побежали в Байрес, готовить очередное «спасение от тирании», и нашли там полное понимание, а свежеиспеченные олигархи охотно подкинули «борцам с диктатурой» денег на «революцию».

Не осталась в стороне и Бразилия, где внутренние проблемы уже были решены, и в августе 1904 года вторжение «единого фронта за свободу Парагвая» началось. А через пять месяцев, когда стало ясно, что «революционеры» готовы применять тактику «выжженной земли», caballeristas, не имея денег продолжать сопротивление, притом, что у мятежников денег было в избытке, приняли посредничество Бразилии. 12 декабря был подписан «пакт Пилкомайо»: после четверти века пребывания у руля, партия «Колорадо» передала власть civicos генерала Феррейры, согласившимся взамен «учитывать интересы Национальной партии», и есть ощущение, что дон Бернардино сотоварищи отошли от дел даже с некоторым облегчением. Во всяком случае, фраза Jefe «мы восстановили Парагвай, теперь ваша очередь его отстроить» на это прямо указывает. Но как бы то ни было, La época lopista завершилась. Начался бардак.

Впрочем, «бардак» это мягко. Приход к власти либералов, обещавших все и всем, основную часть населения, пожалуй, даже обрадовал, но очень скоро выяснилось, что поводов для радости мало. Практически сразу после победы, фракции начали выяснять отношения друг с другом. В 1908-м радикалы свергли казавшихся им чересчур умеренными civicos и прогнали заслуженного, но, по их мнению, устаревшего и «продавшегося реакционерам» Бенно Феррейру, вслед затем, опасаясь дона Бернардино, который ворчал, распустив Национальную армию и заменив ее контрактниками под командованием офицеров, нанятых в Европе.

Это, однако, стабильности не добавило, начался новый раскол, - на «здравомыслящих» и «спешащих», что в 1910-м привело к очередной «революции». Полковник Альбино Хара, сам радикал, но видящий берега, выгнал президента Мануэля Гондру, радикала, берегов не видевшего, попытался навести порядок, однако через два года полной анархии, когда каждая группа хотя бы на несколько дней занимала Асунсьон, потерпел поражение и погиб. А в целом, с 1904 по 1922 год в Парагвае сменилось пятнадцать президентов, из них семеро между 1908-м и 1912-м, - и все грызущиеся стороны пытались заручиться поддержкой вроде бы ушедшего на покой «реакционера» Кабальеро, отвечавшего на все предложения решительным отказом.

«Все политики того периода, - пишет сеньора Рохас, - стояли на том, что их путь к процветанию – единственный, и добивались своего, не считались ни с чем, в первую очередь, с конституцией, именем которой клялись. Единственным признаком уважения к ней было то, что ни один временный президент не позволил себе стать постоянным раньше 25 ноября високосного года… Но все они при этом считали себя "истинными патриотами", да и были ими». И что любопытно, во всей этой кутерьме был странный, несвойственный Латинской Америке элемент бескорыстия, - никто из всех этих президентов по итогам своей бурной деятельности богатств не стяжал.

Скажем, помянутый Мануэль Гондра, звезда первой политической величины, жил скромно и умер почти что в бедности, оставив после себя только ценнейшую библиотеку, которую после его смерти купил университет Остина в Техасе, а деньги, согласно завещанию покойного, пошли в бюджет. И остальные примерно так же. Но при этом, - вот ведь парадокс, - к 1920 году половиной национальной территории владели уже не 79, а 19 физических и юридических (в основном, аргентинских) лиц, а 9/10 населения маялись в беспросветной нищете, ибо дефолт стал повседневностью, а государственный долг (включая взятое на «революцию» 1904 года плюс проценты) зашкалил за 20 миллионов долларов, вдвое превысив все, чт за 25 лет наодалживали lopistas.

Как-то все это надо было объяснять, - не народу, которого было не слышно и не видно, ибо он разбегался кто куда, если не за кордон, то в холмы, но хотя бы самим себе. Так что, весной 1912 года, после почти одновременной смерти дона Бернардино и Патрисио Эскобара, которых все же стеснялись, виновник всех бед был найден: в нищете, коррупции, зависимости от иностранцев и постоянных склоках между собой обвинили «государственного преступника Франсиско Солано Лопеса», и это на много лет вперед стало основой основ официальной пропаганды, спорить с которой считалось уделом маргиналов.

Жизнь от этого, впрочем, светлее не стала, - «новые радикалы», в свою очередь, разделились на «гражданскую» и «военную» фракции, а «военные» на «европейцев» и «националистов». Естественно, считающие самыми умными только себя, и разумеется, с постоянными путчами, - но, правда, по сложившейся традиции, без расстрелов побежденных (пара исключений случилась по недоразумению, и всем было стыдно(, - а в конце концов, и с долгой (полтора года), кровавой, бессмысленной гражданской войной без всякой идеологии, получившей в истории название «войны амбиций», великолепно описанной в мемуарах ее участника, русского офицера Святослава Голубинцева («В парагвайской кавалерии», в Сети есть, - и рекомендую).

Только с 1922 года, когда бедлам утомил всех, жить стало чуть спокойнее: целых 14 лет никто ни с кем не воевал, и крохотная кучка hacendados, хозяев парагвайской земли, свысока поплевывая на протесты «реакционеров» из «Колорадо», наслаждалась жизнью, высасывая соки из деревни, «вернувшейся даже не к колониальным временам, а к феодализму, ранее в Парагвае неизвестному». Противостоять такому торжеству либеральных ценностей было некому, - разве что в армии, вновь (в связи с безденежьем) перешедшей на «национальную» основу, офицеры из низов («верхи» считали военную службу не престижной) ворчали и мечтали о странном, однако она, маленькая, плохо вооруженная и под плотным контролем Конгресса, мало на что была способна, существу, в общем, потому что положено. А между тем, стране были жизненно необходимы реформы, и тут, как говорится, не было бы счастья…