Лев Вершинин - Дорога без конца (без иллюстраций)

Подробно писать о Чакской войне не буду. Литературы масса. Ограничусь тем, что по факту это была война не столько Боливии с Парагваем, сколько Standard Oil (USA) с Shell (UK) за нефть, которую тогда так и не нашли, а нашли только в 2012-м, и для Парагвая она была Отечественной, потому что, потеряв Чако, он превратился бы в карлика. А потерять были все шансы: население Боливии втрое больше, армия - вчетверо и вооружена гораздо лучше, и вымуштрована, а возглавляли ее европейские офицеры высокого класса во главе с генералом Гансом Кундтом, любимцем Макензена и Людендорфа.

И тем не менее, после трех лет кровопролития, доведя вооруженные силы до 150000 штыков и сабель, - почти все мужчины страны, как при Марискале, и добровольно! - Парагвай победил (кстати, при активном участии русских эмигрантов-белогвардейцев, отчего войну прозвали «русско-немецкой»), причем, в ходе боев окончательно закрыла свой долг перед страной семья Эстегаррибия: генерал Хосе Феликс Эстигаррибия, внучатый племянник предателя и внук полковника, павшего при Серро-Кора, стал «Жуковым» этой войны). Естественно, офицерский корпус из парии стал весомой силой, и в феврале 1936 года полковник Рафаэль Франко, один из «героев Чако», разогнав Конгресс и запретив Либеральную партию, объявил о намерении строить «народный социализм», а д-ра Франсиа и маршала Лопеса национальными героями.

Прах Марискаля был найден и торжественно перезахоронен в Асунсьоне, - и вообще, сеньор Франко взялся за дело круто, вплоть до разрешения первым, совсем немногочисленным коммунистам агитировать открыто, - но разбежавшиеся олигархи оказались сильнее. С помощью Аргентины они организовали восстание против «диктатуры», нашли выходы на ближний круг «диктатора», и в 1937-м сумели изгнать «опасного романтика», - а поскольку даже им было ясно, что вернуться к старым добрым временам невозможно, решено было, пока не поздно, делать ставку на армию, - но правильную.

Сказано - сделано. Поменяли Конституцию, в президенты провели генерала Эстигаррибиа, ставшего, в соответствии с новым законом, царем и богом. А когда он погиб в авиакатастрофе, к власти, - без всяких выборов, просто по решению военных, - пришел еще один «герой Чако», генерал Ихинио Мориниго, уважаеший Дуче, а еще больше, д-ра Салазара, и взявший курс на построение «корпоративного государства», в первой же речи заявив, что «позор Либеральной Эры будет забыт» и подтвердив намерение «вести страну славным путем великих граждан Франсиа, Лопеса и Кабальеро, отметая чуждые нашей нации иноземные идеи».

И на этом, наверное, все. Парагвай вступал в совершенно новую эпоху, - т.н. «Эру Второго Колорадо», но тпрру… Тут уже все своеобычное кончается, да и потом, мы и так забрались слишком далеко в не очень интересный мне ХХ век. Так что, скажем ему Adios! – и двинемся на юг, где нас давненько ждет-не дождется Уругвай. А потом и Аргентина…

Возвращаясь на Восточный Берег, перечитаем прежде всего «Танго» (42), главки «Танцы с волками» и «День длинных ножей» (), после чего, освежив в памяти ситуацию, отметим: что «Все счастливые семьи счастливы одинаково» не факт, но вот насчет «каждая несчастливая семья несчастлива по-своему» Лев Николаевич, безусловно, прав. По итогам Парагвайской войны Уругваю позавидовать сложно. Даже притом, что на поставках продовольствия в армию и пошлинах от транзита через Монтевидео маленькая страна неплохо подкормилась, бум оказался недолгим. С окончанием войны пошел откат, и наружу полезли все припудренные прыщи. А их было немало, - и тот факт, что Уругвай, потратив немалые деньги и угробив тысячи солдат, в итоге так и не получил контрибуций (как мы помним, «проявить гуманизм» из своих соображений попросила Империя), в ряду проблем был далеко не первым.

Главной бедой оказался политический хаос, - уже без всякой идейной подкладки. Если раньше жестокое противостояние colorados и blancos, по крайней мере, отражало базисный конфликт городской, портовой, европеизированной, коммерческой элиты Монтевидео с самодостаточной, патриархальной, очень традиционной элитой пампы с её вольными caudillo, то теперь, когда «белые» проиграли полностью и окончательно, противостояние перешло на уровень чистой грызни группировок. Убийство Венансио Флореса, сильного человека, пусть и больного на власть, но имевшего хоть какое-то видение развития страны, фактически разрушило страну, сделав ее добычей тех же cаudillo, только, в отличие от «белых», без всяких традиционных комплексов, с уклоном в сторону самого дикого феодализма, и doctores (гражданские политики Монтевидео) невероятно боялись тех, кто завоевал для них власть.

А бояться было кого и было чего. Если при Флоресе «красная» партия, по крайней мере, понимала дисциплину и субординацию, то теперь каждый генерал был сам себе фракцией, каждый в своем департаменте (Уругвай был слишком мал, чтобы делить на провинции) мнил себя наместником Божьим, и всем хотелось влиять на Монтевидео. Что, правда, было непросто, ибо «доктора», считавшиеся «центральной властью», обзавелись регулярной армией, очень маленькой, но прекрасно вооруженной, однако достижимо: в Конгрессе тоже враждовали две фракции, - орристы и курристы, что бы это ни значило, - имевшие разные взгляды на развитие экономики, и caudillos играли на их вражде.

В итоге, страна напоминала бедлам. Департаменты жили своей причудливой жизнью, и президент Лоренцо Батле, - авторитетный, но без особого влияния генерал, которого «докторам» чудом удалось продвинуть, не допустив к рулю страшного Грегорио Суареса, - за пределами столицы не имел фактически никакого влияния. Все, к чему он стремился, это хотя бы не уронить страну в кровавый хаос, пытаясь под лозунгом «С моей партией и для моей партии», как-то примирить все фракции, хотя бы для видимости некое единство coloradismo, - но получалось скверно. Скажем, в 1869-м генерал Масимо Перес пошел походом на Монтевидео менять правительство, и президент спас свой кабинет лишь потому, что другой губернатор, Франсиско Карабайо, будучи в ссоре с Пересом, отогнал его от столицы, а через пару месяцев менять правительство пошел уже Карабайо, но его отогнал от столицы Перес. Министр же обороны, тот самый Грегорио Суарес, в обоих случаях, отправившись на подавление, обнимался с «революционерами», выпивал с ними и ни во что не вмешивался.

Но все познается в сравнении. Если «красные» перегибы и парадоксы, глядя с высоты полутора веков, да еще и через океан, можно определить, как трагифарс, то для «белых», - вернее, blanquillos (беленьких), как их пренебрежительно называли после резни 1868 года, - началась трагедия. Их убивали, грабили, сводили личные счеты, в лучшем случае, загоняли в глубокое подполье без права подавать голос, и в этом у «красных» разногласий не было. Даже президент Батле, по натуре мягкий и склонный в своем кругу к компромиссам, ненавидел «белых» лютой ненавистью, - ибо был из семьи «старых аристократов», пострадавшей в ходе экспериментов Артигаса с построением «общенародного государства». В итоге, за рубежом, - в основном, в Аргентине, где у всех были друзья, - спасая себя, оказалось более 25000 orientales, считая семьи. По факту, случился второй Исход, как когда-то, при Артигасе, от бразильцев.