Лев Вершинин - Дорога без конца (без иллюстраций)

Ознакомившись с отчетом, он сжег папку в камине и распорядился прекратить следствие: "El bastardo está muerto, y eso es todo" («Ублюдок мертв, и всё»), арестованных же, на которых есть серьезные улики, в том числе, и Хосе Батле, выслать из страны. И кроме того, срочно готовить законы о цензуре и особом положении, - что и было сделано: послушный парламент утвердил все, что надо.

А затем последовало очередная неожиданность. Выйдя на работу 14 октября, сеньор Сантос издал указ о роспуске правительства, оставив на посту только военного министра, и через несколько дней пригласил на приватную встречу известного юриста Хосе Педро Рамиреса, потомственного «красного доктора» и одного из самых принципиальных своих оппонентов, в ходе беседы предложив ему возглавить новый кабинет.

Мотивы такого решения неизвестны, - это еще одно «белое пятно» уругвайской истории, которое, наверное, никогда не будет закрашено, - но в общем и целом, по обрывкам воспоминаний людей, бывших в теме, «кровавый диктатор» сообщил гостю, что стремится к «национальному единству» и готов сотрудничать, на что гость ответствовал в том духе, что, в принципе, можно, однако при нескольких «непременных условиях»: полный запрет на второй срок для одной персоны, отмена закона о цензуре и возвращение в армию всех «красных» офицеров, вычищенных за последние годы.

Казалось бы, такой ответ исключал продолжение, но 31 октября лидера оппозиции пригласили на новую встречу, которая затянулась на сутки, и об этой встрече нам известно больше. Согласно воспоминаниям Николаса Гранады, друга и секретаря президента, разговор шел на повышенных тонах, и в конце концов, сеньор Сантос показал письмо к парламенту, где изложены серьезные факты нарушений оппозиционными политиками законности, участия их в незаконных сделках и получении денег от Аргентины.

На это, вспоминает Гранада, «сеньор Рамирес ответствовал, что такой шаг сделает вражду необратимой и соглашение станет невозможным… Генерал, выслушав эти слова, встал, прошелся туда-сюда и внезапно, резко наклонившись, крикнул в лицо посетителю: "Хорошо же! Я покажу вам, доктор, кто из нас больший патриот, чем вы. Смотрите: я жертвую всем ради страны", - и произнеся это, разорвал письмо».

На следующий день был сформирован т. н. «правительство примирения» из диссидентов, включая бывших эмигрантов, во главе с Рамиресом. За собой президент оставил только МИД и военное министерство, а затем, 18 ноября, генерал Сантос в очередной (и последний) раз удивил соотечественников, вместо положенного по закону напутствия новому кабинету огласив заявление об уходе с поста президента в связи с необходимостью лечения в Европе.

Далее, уже в качестве приложение, последний указ - о передаче поста главнокомандующего военному министру Максимо Тахесу, а также рекомендацию назначить сеньора Тахеса, которому он верит, как себе, главой государства. Естественно, растерянная, но идеально дрессированная Ассамблея отставку приняла без вопросов и рекомендацию исполнила, но на уровне «упал-отжался», ничего не понимая.

Впрочем, мотивы этого решения стали очередной (но не последней, о последней чуть позже) загадкой его эпохи. Версии типа «напуганный и деморализованный», полагаю, всерьез принимать нельзя: действительно, - это известно, - дон Максимо с тех пор не терпел зеркал, стесняясь изуродованного лица, но пулям он, побывав в десятке сражений, никогда не кланялся. Да и поведение его после покушения, когда президент с простреленной головой ни на час не упустил контроль над ситуацией, само по себе служит опровержением. Да и бросать все, взойдя на пик всемогущества, как-то не логично.

Тогда, может быть, действительно, болезнь? Не исключено: богатырским здоровьем сеньор Сантос не отличался (сердце шалило, бронхи слабыве) и часто хворал, а тут еще и такой стресс. Но, скорее, прав Арнальдо Эччеверия: «следует полагать, решение принято было в тот миг, когда Сантос порвал письмо, и по тем же соображениям, что и решение Латорре: "Уругвайцами нельзя управлять без диктатуры, но я не намерен быть диктатором". Но вот парадокс: самым страшным диктатором нашей страны после времен варварства и до 1973 года считался именно он».

Итак, 18 ноября 1888 года, с приходом в президентский кабинет генерала Максимо Тахеса, начался закат La Era de militarismo или, как иногда говорят, «переходный период», и это дает нам право прежде, чем идти дальше, расставить слоников по полочкам. Что, правда, не так просто, поскольку мнения в самом Уругвае разные, тема, как ни странно, по-прежнему горяча, а копий на сей предмет ломается не меньше, чем, скажем, о личности Лопеса в Парагвае.

Либералы, наследники «красных», говорят no, подчеркивая «неуважение к правам человека, принижение роли выборных органов, эксцессы беззакония, а также коррупцию в среде военных при Сантосе». Националисты, наследники «белых», и левые, напротив, говорят si, справедливо указывая, что и беззакония, и коррупция при военных были меньше, чем до них и после них, подчеркивают, что без жесткой военной руки Уругвай не получил бы «15 лет развития без хаоса», оставшись отсталой патриархально-пасторальной страной. И все правы. Но…

Но, что ни говори, отталкиваясь от политических симпатий, факт остается фактом: модернизация, обеспеченная Уругваю «милитаристами», по мере углубления подрывала устои «милитаризма». Резкий рывок в экономике, хозяйстве, промышленности, строительстве, финансах усложняли реальность, и военные, люди простые, переставали соответствовать. Они просто очень многого не знали, не понимали, не умели, - и по сути, им оставалось на выбор либо цепляться за власть ради власти до упора, превращая государство в застойное болото, либо аккуратно уходить в казармы, откуда пришли.

Не исключено, - а как по мне, так и очень возможно, что именно поэтому, не чувствуя себя в силах сработаться со штатскими, но подсознательно понимая, что наступает их время, как раз и сдал пост в самом начале законной каденции Максимо Сантос, - а вот сеньор Тахес, тоже Максимо, был человеком иного склада.

Провинциальный полицейский, прекрасно умевший ловить конокрадов и контрабандистов, он оказался в армии, в общем, случайно, и хотя военный талант обеспечил ему карьеру, о чем-то большем при молодом и амбициозном шефе даже не помышлял, тем паче, что в политике не разбирался вовсе и не ощущал к ней тяги.

Превратившись же нежданно-негаданно в президента, просто не понимал, что делать, - хотя делать очень хотел, - и очень скоро оказался в полной зависимости от собственных гражданских министров из «правительства примирения». Их, городских, образованных и разбиравшихся решительно во всем, он уважал (пишут даже: «робел»), во всем их слушался, ибо твердо знал, что сам ни в чем, кроме сыска, не разбирается, тогда как они, ученые, разбирались во всем.