Лев Вершинин - Дорога без конца (без иллюстраций)

Беспредел «коллектива», фактически означавший установление в стране полновластия «красной олигархии», возмутил многих, а тот факт, что главой государства стал именно сеньор Идиарте Борда, возмутил вдвойне. Отпрыск старой, еще колониальной аристократии, неприкрыто презиравший «плебс», - но, правда, талантливый музыкант, - он считал себя гением, имеющим право стоять над законом и условностями. Пусть даже временно, - не было тайной, что она всего лишь греет место для возвращения в 1898-м, после перерыва, сеньора Эррера-и-Обес, выбравшего именно его, потому что другие могли бы и не соблюсти договоренность.

Корпоративные правила чтил, либеральные идеи разделял, но к реальной политике на посту номер раз оказался неспособен. Не умея ни маневрировать, ни находить компромисс, ни подбирать кадры, с самого начала обидел всех, кого мог обидеть, оттолкнул всех, кого мог оттолкнуть, зато «окружил себя поклонниками своего величия, великодушно им доверяя, а в результате его правление оказалось полно противоречий и грязных вопросов, вызванных коррупцией подчиненных и бесхозяйственностью», оттолкнув множество «красных» и взбесив большинство «белых».

Короткое отступление. Для понимания всего дальнейшего следует напомнить, что деление на «цвета» уже становилось все более и более расплывчатым. Формально считалось, что «красные» - городские, либералы и за прогресс, а «белые» - сельские, за традицию и патриархальные ценности типа ранчо-пончо, но это уже было не совсем так. Образованные «белые» из провинциальных городков не имели ничего против либерализма, стремились к прогрессу, и в этом смысле мало чего отличались от «красных» ровесников, а старые клановые распри и те, и другие, отмахиваясь от недовольства отцов, старались забыть, как пережиток дикости.

Прежняя непримиримость в Монтевидео оставалась только в отношении caudillos, окопавшихся в своих четырех департаментах и желающих жить по старинке. Просто жить по старинке, ничего больше, даже не доли власти в центре, как их близнецы в Аргентине, - но и этого хватало. Либералы считали важнейшим делом полное искоренение «средневековья, варварства и дикого пастушеского феодализма, не присущего культурной нации». Да и земельный фонд хотелось пустить в распродажу, - а вожди пампы не позволяли, и Апрельский мир давал им на это полное право.

С ними компромисс для либералов был невозможен. А во всех остальных случаях – сколько угодно. Раньше «белый» и «красный» были клеймами, как фамилии Монтекки и Капулетти, ненавидевшие друг друга, ибо так уж повелось, теперь же «белый», желая сделать карьеру, вполне мог записаться в правящую Colorado. И не спеша расти. Вплоть аж до «коллектива». И даже оставаясь «белым» можно было найти с «коллективом» общий язык на правах младшего партнера, - что, собственно, и сделали столичные «белые доктора», заседавшие в ЦК Национальной партии и вполне довольные своей долей пусть не власти, но пирога. Однако если верхушка «белых» особых претензий не имела, то ниже начинались проблемы.

Общество все-таки оставалось очень клановым, и молодому образованному человеку из «белой» семьи, даже записавшись в «красные», делать карьеру все же было очень сложно, - а ведь понятия о чести не всем и позволяли записываться. Да и взрослому, состоявшемуся политику после перетряски департаментов, когда количество «белых» мест в Ассамблее уменьшилось втрое, после чего «белая» фракция утратила всякое влияние, становилось все более и более дискомфортно.

В итоге ясно что. «Белые» не из самой-самой элиты, понимая, что оказались пересортицей, не считали нужным принимать это, как должное, и готовились к борьбе, каковая в условиях Уругвая и полного диктата «коллектива» могла выражаться только в одной форме. Кто-то эмигрировал в Байрес, искать у аргентинцев поддержки, а кто-то создавал «клубы» на дому. Естественно, в «белых» департаментах, где за такое не сажали, особенно в Серро-Ларго, где очагом такого организованного «домашнего» недовольства стал «Гумерсиндо», основанный 25 августа 1896 года братьями человека, в честь которого «клуб» был назван, - и теперь, видимо, следует сказать пару слов о семье Саравиа.

Огромный, - 13 братьев, не считая племянников, кумовьев, свояков и побратимов, - скотоводческий клан, гонявший гурты в департаментах, пограничных с Бразилией. По происхождению – смесь португальцев с гаучо. Никаких взглядов, зато по мироощущению – классические «короли пампы» со всеми достоинствами и недостатками, присущими этому уже отмиравшему подвиду вида Homo Sapiens. Очень патриархальные, превыше всего ставили свободу, честь, верность и справедливость, покровительствовали бедным, мало чем отличаясь от них в быту, хотя и были очень богаты скотом, - в связи с чем, имели в «белых» департаментах тысячи клиентов, готовых на все по первой их просьбе.

Города недолюбливали, смысл слова «прогресс» не очень понимали, «красных» не любили просто потому, что те «красные», с которыми и папа воевал, и дедушка воевал. Но и «белых», которые с образованием и в очках, хоть и свои, ставили не очень высоко, потому что слишком умные, много говорят, а мужчина должен говорить мало, но каждое его слово – кремень. Ну и, тоже важно, если где-то загоралось, прыгали в седло и мчались на помощь тем, чье дело считали правильным, потому что за правое дело нужно сражаться, - и неважно, по какую сторону границы горит.

Вот такой социальный типаж. Уже обреченный на исчезновение, как индейцы прерий, - просто потому, что не вмещался в новые реалии, не очень приятный даже «новым белым», - но на тот момент еще полный сил. К описываемому же времени, после гибели старшего брата, Гумерсиндо (о нем подробно - в книге о Бразилии), считавшегося «идеалом воина пампы», клан возглавил не следующий по старшинству Антонио Флорисио по прозвищу Чикито (Пацан), чересчур взбалмошный, и не Базилисио, подростком уехавший в город учиться и там «покрасневший», а младший, Апарисио. Во всем похожий на Гумерсиндо, сражавшийся рядом с ним и получивший от мятежных бразильских «федералистов» чин генерала. Правда, не признанный ни в Рио, ни в Монтевидео, - ну и что? Эта мелочь пампу не волновала. Ибо, если наш дон Апарисио не генерал, кто ж тогда генерал?

В большую политику эти ребята, повторюсь, не лезли, предоставив ее «докторам», - на то ж они и в очках, и при портфелях, - однако на инстинкте происходящее им очень не нравилось, и еще 9 апреля 1896 года Апарисио, специально поехав в Монтевидео, попытался выяснить, почему ЦК Национальной партии не бьет тревогу. Но тщетно. Приняли их с Чикито тепло, объяснили, что не так страшен черт, как его малюют, предложили довериться профессионалам, а также деньги, чтобы не мутили и не мешали серьезным людям договариваться.