Лев Вершинин - Дорога без конца (без иллюстраций)

И на рассвете 26 июля дали старт. Три тысячи штыков (практически вся пехота гарнизона), маршем пройдя по городу, сконцентрировалась в Артиллерийском парке (вся артиллерия города с «крупповскими» орудиями). Туда же явился генерал Кампос вместе с 10-м полком, который он, как оказалось, сидя на губе, распропагандировал. Подтянулись и отряды ополченцев Гражданского союза, почти две тысячи бойцов, а вскоре подключился и ВМФ: большая часть эскадры, подавив попытки командующего флотом помешать, вышла на рейд.

До победы оставалось меньше шага. Защищать правительство было некому. Разве что полиция, но и она колебалась, да еще три декоративные пушечки. Но, вопреки «плану Кампоса», по непонятной причине ополченцы не заняли ни телеграф, ни вокзалы, ни беззащитную Casa Rosada, оставив правительству возможность вызывать и получать подмогу из провинций.

Хуже того, не был арестован ни один из лидеров режима. Все они без проблем добрались до казарм Retiro, под защиту немногих лояльных частей, и организовали штаб по подавлению. Правда, самого д-ра Сельмана удалив из города, вопреки его желанию, - президент справедливо опасался «внутреннего заговора, но ему объяснили, что он только отягощает, - а работу штаба возглавили вице-президент Пеллегрини и генерал Рока.

Впрочем, эти досадные сбои ничего не меняли. Полиция против армии, тем паче, при полном перевесе армии в артиллерии, да еще учитывая калибры эскадры, согласитесь, все равно, что плотник супротив столяра, а прибытие первых провинциальных частей – дело не быстрое, да и никто не мог помешать прибрать телеграф и вокзал с запозданием. Город лежал перед повстанцами на блюдечке с голубой каемочкой, - и тут, совершенно неожиданно, генерал Кампос начал вносить изменения в собственную стратагему.

Если первоначальный замысел был основан на скорости, скорости и еще раз скорости, теперь командующий настаивал на «максимальной концентрации сил» в парке и укреплении позиций на подходах. То есть, на обороне. В ответ на недоуменные вопросы членов Хунты генерал сперва давал подробные ответы на профессиональном языке, которого штатские не понимали, потом начал нести полную ахинею, но его авторитет был высок, и его послушались.

Позже, уже в декабре, выступая с отчетным докладом на съезде Гражданского союза, Леандро Алем не станет снимать с себя вину: «Я уступил мнению военных, говоривших, что генерал прав. Я мог взять руководство в свои руки, но доверился им. Я признаю, что это была роковая ошибка, стоившая нам провала революции, и я признаю, что слишком доверял людям, у которых были иные планы, но не было совести. Увы, я не смог понять этого…»

Это, однако, потом. А пока что власти получили то, чему в таких ситуациях нет цены, - время, и воспользовались подарком с максимальной энергией. Retiro худо-бедно подготовили к осаде, телеграммы разослали куда надо, на вокзал послали надежные части, быстро и надежно окопавшиеся, а коеблющиеся подразделения, теоретически готовые поддержать, но ждавшие развития событий, так и не услышав призыва из Артиллерийского парка, топтались на месте, а потом, устав ждать, ушли под правительственные знамена.

В общем, Мануэль Кампос своими руками превратил беспроигрышный расклад в сложный, но не стоит говорить о простом предательстве. Все было очень не просто. Однако о мотивах генерал поговорим позже, а пока что отметим, что даже в такой ситуации все козыри были у повстанцев. «Белые береты» (ополченцы), получив оружие и офицеров, быстро возвели баррикады, заняли стратегически важные здания в центре и отбили первые атаки правительственных сил, по всему периметру перейдя в наступление. Кое-где, правда, остановленное из-за категорического запрета Кампоса, но не везде. В отличие от Хунты, на передовой люди многое поняли сразу.

А между тем, начал работать флот. Два крейсера и несколько канонерок, встав на городском рейде, произвели несколько залпов по казармам Ретиро, полицейским казармам и позициям «сил правопорядка», приведя власти в состояние, близкое к панике, и дав сидящим в парке джокер. Однако вскоре канонада затихла: моряки получили приказ Кампоса не активничать, пока повстанцы не начнут наступление на суше, а к тому же, капитан американского крейсера Tulapousa, стоявшего в порту, потребовал прекратить пальбу, угрожая вмешаться. Тем не менее, на следующий день обстрел возобновился, и выяснилось, что янки блефовал.

В целом, день был крайне неудачен для правительства. Полиция по факту сломалась под огнем арты, у повстанцев раз за разом появлялся шанс решить все одним ударом или хотя бы отбить вокзал, куда уже подходили эшелоны из провинции, но штаб запрещал, строго приказывая держать оборону. Ну и держали. Отбрасывая атакующих с уроном, однако и сами неся потери, - погиб, в частности, и полковник Хулио Кампос, брат командующего.

К тому же, прекратился подвоз на позиции боеприпасов, и вот это по сей день никем не разгаданная загадка. Кто-то пишет, что в арсенале их оказалось меньше, чем по бумагам (что вполне возможно: при Хуаресе Сельмане приписки были в порядке вещей во всех ведомствах), кто-то доказывает, что Мануэль Кампос саботировал снабжение передовой. Тоже возможно, - но сам генерал, впоследствии объясняя свое поведение и не отрицая многого, эти подозрения отвергал категорически, с яростным негодованием.

На ночь бой затих, возобновившись с рассветом, - и хотя в бой пошли первые части, вызванные из провинции, удача вновь улыбалась повстанцам, прикрытым возобновившимся огнем эскадры и пополнившим ряд еще парой тысяч добровольцев. На приказы Кампоса не наступать, офицеры внешнего периметра внимания уже не обращали, - а в 10.00 генерал категорически потребовал у Хунты заключить перемирие на сутки, заявив, что боеприпасы на исходе, с кораблей их пришлют только к вечеру и необходимо похоронить павших.

«Все это выглядело очень странно, - скажет потом Леандро Алем. - С самого начала, я это видел, но я не военный, и я не хотел вмешиваться в действия прославленного военачальника… Только в воскресенье встал вопрос о его замене, однако многие офицеры ему слепо доверяли. К тому же, почувствовав недоверие, он сказал: "Как? Вы в чем-то подозреваете меня, когда мой родной брат лежит сейчас бездыханный на площади Лавалье, куда я его поставил?" После этого нам всем стало неловко, и было принято решение заключить перемирие».

Около полудня сенатор Аристобуло дель Валье под белым флагом парламентера отправился в штаб противника и побеседовал с Карлосом Пеллегрини, договорившись о 24 часах тишины, чтобы похоронить убитых. И это было фатальной ошибкой. С каждым часом силы правительства возрастали, а шансы росли, несмотря на возобновившийся огонь с моря.