Лев Вершинин - Дорога без конца (без иллюстраций)

Вот только сеньор Сармьенто нагнетал вовсю, в конце концов, находясь летом 1883 года в Монтевидео, как почетный гость и лауреат Книжной Ярмарки, принимая награду, в официальном выступлении мало того, что привычно прошелся по «мракобесию и фанатизму известных сказочников», мимоходом наехав лично на папу Пия IX, но и шагнул дальше, призвав к «секуляризации и изгнанию лицемеров из школ». И вот этим пренебречь добрые католики никак не могли, ибо брань на вороту не виснет, но тут уже речь зашла о церковных привилегиях, то есть, самом святом.

Сказать, что грянула буря, значит, ничего не сказать. Католическая пресса обрушила на «безумного старика» всем молнии мира. В близких к епископату Voy de Iglecia и La Union лучшие перья страны требовали «убрать кощунника» из министерства и впредь уважать «хранителей духовных скреп, утверждающих мораль и нравственность человечества». Кафедра теологии крупнейшего в стране Университета Кордовы направила президенту открытое письмо, полностью поддерживая «нравственный порыв всех аргентинцев». Однако святые отцы не рассчитали сил, ибо статьи и лекции дона Доминго (хотя сам он, конечно, о таком побочном эффекте не думал) дали всем, кто был чем-то не доволен, повод выплеснуть свое недовольство. Ведь, в самом деле, если прогресс есть, а счастья нет, кто виноват? Правильно, враги прогресса. Но явно не правительство, которое, безусловно, друг прогресса. А стало быть…

Ответ общественности был сокрушителен. Сошлось все. Образованная молодежь, нахватавшаяся модных теорий, ведущие интеллектуалы, полагавшие «хранителями скреп» именно себя, эстансьерос, которым весьма глянулась идея появления в продаже новых земель. И мигранты из Европы, исповедовавшие самые разные религии, а потому тяготившиеся вездесущностью padres. Да плюс ко всему и англичане, католиков исконно не любившие, тихо высказывали свое мнение высокопоставленным друзьям и партнерам.

От правительства требовали высказаться, однако сеньор Рока с министрами держал паузу. Что и понятно. С одной стороны, церковь по традиции оставалась важным рычагом воздействия на «низы». С другой стороны, - напомню, - Поколение-80 было идейным, а «отцы позитивизма» религию рассматривали, как нечто второстепенное, церковь же вообще, как и Сармьенто, полагали «тормозом прогресса». К тому же, национализация обширных церковных угодий пахла очень вкусно, а возможность хотя бы на время перевести смутное недовольство общества в русло борьбы с «фанатизмом», к тому же, возглавить эту борьбу, зафиксировав себя, как гаранта «развития прогресса», давала такие перспективы, от которых умные люди не отказываются.

В итоге, наиболее видным клерикалам, в том числе, министру просвещения, пришлось подать в отставку, в освободившееся кресло сел Эдуардо Вильде, индеец и знаменитый писатель, ученик дона Доминго, полностью разделявший точку зрения наставника. Государство сказало свое слово яснее некуда, и теперь церковникам разумнее всего было отступить, но у них не осталось этой опции, - реванш означал скорую секуляризацию, и градус повышался.

А грянуло, как водится, по, казалось бы, пустяку. Мэр Кордовы, очень традиционной и религиозной, отнял у церкви право выдавать свидетельства о смерти, переведя похороны в ведение светских властей. Основания для того имелись серьезные: церковные похороны стоили впятеро дороже почти бесплатных гражданских церемоний, а «низы» города были небогаты, и хотя к мессе ходили, новацию приняли с энтузиазмом.

Разумеется, последовал ответный удар. Епископ Кордовы и спешно прибывший в город кардинал Маттерна, папский нунций, призвали паству «пренебречь богопротивными указаниями властей», суля ослушникам все муки Ада. Ибо «В области идей и морали не императоры судят епископов, а, наоборот, епископы судят императоров». По факту, «низы» толкали к топору, но «низы» не особо горели желанием. Зато бумеранг, вернувшись, ударил жестоко.

Для начала в 24 часа выслали зарвавшегося нунция, на несколько лет разорвав отношения с Ватиканом, а затем, по просьбе Педагогического общества, - «освободить храмы науки от обскурантов», - храмы науки освободили. Все преподаватели, поддержавшие церковь, лишились кафедр, а в Конгресс пошел законопроект насчет обязательного начального светского обучения (Закон Божий дозволялось преподавать только в спецшколах) и просьба к депутатам обдумать закон о гражданском браке.

В общем, Рока «играл со львом и лисой», и успешно. Эта игра позволила властям на несколько лет разрядить обстановку, тем паче, что экономика скакала все выше и выше. Однако, - вновь мнение Фелипе Луна, - «упомянутый пакт содержал в себе одну неприглядную деталь. Хотя у соглашения и была очевидная цель, - предотвращение конфликтов и вхождений в элиту случайных, лишенных чувства ответственности новичков, - такая политика превращала избирательную систему в фикцию и была глубоко аморальной. В первое президентство Роки негативные тенденции были еще в зародыше, почти незаметны, но даже тогда кулуарный дележ власти развращал общество, удерживал от участия в политике лучших людей, превращал парламент в лживый театр и был уязвимым местом в системе, которая в других сферах функционировала успешно».

Судя по всему, президент Рока (действительно, очень ответственный политик) понимал сложность ситуации, и в конце своей каденции сделал попытку расширить опору своей системы, предложив попробовать свои силы Бернардо Иригойену, о котором выше уже поминалось, - человеку не совсем своему, не из провинции, но влиятельному в «диссидентских» кругах.

Однако пробная, как бы от себя и без ссылок на мнение президента поездка дона Бернардо по стране провалилась: Лига губернаторов сочла невозможным допускать к власти портеньос, даже умеренного. А уступать место «Единой Аргентине», пестрому набору оппозиционеров, в основном, из Байреса, тем паче, - и в итоге кандидатом от власти стал Мигель Хуарес Сельман, бывший губернатор Кордовы и шурин Роки, в свое время вытянувший свояка в политику.

Далее проще простого. «Победить во что бы то ни стало и любым способом», - и победили. Везде, кроме Байреса, где как ни подтасовывали, натянуть голоса не получилось. Сокрушительно и убедительно настолько, что даже Доминго Сармьенто, в общем, «герою пустыни» очень симпатизировавший, подводя итоги, не сдержал эмоций: «Хорошо! Да будет так, на благо Аргентине. Но пусть отныне все это станет лишь кошмарным сном. И хватит стране тестей, зятьев, деверей, племянников и братьев до четвертого колена!».

Благое, правильное пожелание, чего уж там, с толстым намеком, что генерал-президент предпочитал доверять родне, в итоге превратив государственный аппарат в семейную фирму, - но дон Доминго зря призывал. Все осталось как было, только сам президент переместился в кресло военного министра при шурине, а его три брата и два кузена остались где и были: кто-то на важнейших гарнизонах, а кто-то в кабинетах губернаторов ключевых провинций. Но если все они, по крайней мере, уже зарекомендовали себя, как толковые управленцы, то у нового президента тоже была родня, которую тот начал пристраивать, и она столь высоким качеством, как familia Рока не блистала.