Лев Вершинин - Дорога без конца (без иллюстраций)

Логика в этом, безусловно, имелась. Из год в год запросы Европы на шерсть, на мясо замороженное и мясо консервированное, на зерно и лен, - короче говоря, на все, чем была богата Аргентина, - росли, и пусть даже заокеанские партнеры занижали цены, количество экспорта давало качество прибыли. Из чего прямо проистекало, что земли под пастбища и поля (разумеется, не «старомодные», а культурные, по всем правилам науки) нужно как можно больше. Что, в свою очередь, формулировало первоочередные задачи.

Итак, дано: нужна земля. Срочно. Много, очень много земли. И еще столько же. А лучше больше. Где ее взять? Не вопрос, разумеется, на юге, где все еще живут и даже брыкаются краснокожие. Которые, - вот и сеньор Сармьенто, живой классик, подтверждает, - «варвары», а значит, должны не мешать прогрессу и уступить место цивилизации. Поэтому, уже в начале 1881 года сеньор Рока, - не генерал, но глава государства, - приказал армии завершить неоконченное им «завоевание пустыни», и армия, козырнув, перешла Рио-Негро, держа курс на глубокий юг, к реке Лима, на левый берег которой вышла к началу ноября.

Добрались, надо сказать, несколько позже, чем планировали, однако нареканий не возникло: южные аборигены, даром, что пассионарных мапучес там водилось очень мало, были почти не приобщены к цивилизации, а потому дрались отчаянно, не особо дорожа жизнью. С другой стороны, и огнестрела у них водилось куда меньше, так что результат был предсказуем, и подразделения Конрада Вильегаса, развивая успех, развернулись на запад, к Андам, завершив зачистки предгорий, где пришлось повозиться больше, чем в пампе, к апрелю 1883 года, поскольку, помимо прочего, сил было значительно меньше, чем раньше.

Но, тем не менее, на ходу осваиваясь в непривычной местности, побеждали, основывая новые форты При этом, отметим справедливости ради, специально краснокожих, как и в первую кампанию, не геноцидили, но сопротивление давили жестко. А поскольку горцы бились, как обычно бьются горцы, - 19 августа 1882 при Кочика даже одержали внушительную победу, правда, не над регулярами, а над «союзными» техуэльче, - воинов погибло немало. И когда, дав войскам длительный отдых, сеньор Вильегас, уже в чине генерала, в ноябре 1883 приказал продвигаться на плоскогорья, оказалось, что хребет война сломан.

Через полтора месяца, в январе, с тремя сотнями воинов пришел сдаваться неуловимый Мануэль Намункура (амнистия, полковничья пенсия, маленькое ранчо и младший сын Сеферино, ныне канонизированный Ватиканом, как святой), а 18 октября, после большого сражения у реки Чубут (3000 indios против тысячи белых), капитулировали и последние «непримиримые» великие вожди, Инасиаль и Фоэль (обоим амнистия, небольшая пенсия и домик при Музее естественных наук в Ла-Плата).

И все. Мелкие ватаги краснокожих иногда учиняли беспорядки аж до начала ХХ века, подчинение гуарани в Чако (где, правда, серьезных боев не случилось) завершилось только в 1917-м, а с селькнамами, обитателями Огненной Земли, до которых руки дошли не скоро, вообще отдельная история, о которой говорить будем отдельно. Но в общем, проблема была решена. На всем юге, разделенном на территории, краснокожего фактора риска больше не было, а у правительства появилось очень много свободной земли. Что, собственно, и следовало доказать. Мечта Сармьенто и Авежанеды (да и стародавнего Ривадавии) о «массе честных, культурных фермеров из развитых стран Европы» перестала быть мечтой, земля без людей ждала людей без земли, которых в Европе более чем хватало. Но…

Но вот ведь какая штука. Фермерское хозяйство, знаменитый «американский путь развития», это, конечно, очень даже замечательно. Спору нет. Однако кусок земли, пусть даже очень хорошей, сам по себе, согласитесь, ничего не значит. Землю нужно возделать, засеять, получить урожай, продать его, частично пустив выручку на развитие фермы, не говоря уж про отстроиться, купить скотину, инвентарь, - иными словами, никак не обойтись без живой копейки.

А откуда у мигранта деньги? Были бы деньги, никуда бы он не мигрировал. Разве что человек с профессией, предполагающей кубышку, часовщик там, аптекарь, ювелир, - так этот народ оседает в городах, а у кандидата в фермеры песет нема. Как, кстати, и у бродяги-гаучо, «варвара», которого, как полагал сеньор Сармьенто, можно было «вырастить в человека», прекратив в крепкого хозяина. Вот семья есть, и руки есть, а лавэ ноль. Плюс, у мигранта, в отличие от гаучо, нет даже знания языка, без которого ссуду не возьмешь, а если брать через посредников, так ведь вокруг банков (да и в банках) сплошь жулье. И даже если допустить чудо: встал мужик на ноги! – так ведь все равно, на раскрутку уйдут годы, а шерсть, мясо, зерно нужны уже сейчас, и много.

В общем, сама жизнь, тетя суровая, ломала красивые схемы демократа Сармьенто и кабинетного аграрника Авежанеды. С точки зрения месье Конта и м-ра Спенсера, естественным хозяином новых земель должен был стать только тот, у кого уже были земли, а стало быть, в условиях Аргентины, и деньги. Они могли «цивилизовать» обновки сразу, - и поэтому «зеленый свет» был дан именно им, тем более, что Поколение-80 само вышло из крупных estancieros и не прочь было стать еще крупнее. В связи с чем, одним из первых законов Роки стал «закон о премиях», - в виде участков земли, - за участие в «завоевании пустыни». Всем, от генералов до отличившихся солдат, конечно, в соответствии со статусом. А также прочим, так или иначе участвовавшим в проекте, например, наследникам покойного Адольфо Альсины. И разным нужным людям, не без того.

Впрочем, даже солдатики, получив вожделенный участок, его, как правило, не удерживали. Солдат ведь, по сути, тоже простяга без денег, так что, сколько-то помаявшись, он продавал землю уважаемому соседу, а сам либо пристраивался к нему в эстансию (охранником или еще кем), либо, получив звонкую монету, уходил в город ловить фортуну. А богатые становились еще богаче, и не только свои. Британские инвесторы тоже интенсивно, по самой бросовой цене, скупали землицу под свои проекты, - железные дороги, телеграфные линии, - главными акционерами которых они же и были, получая от правительства лицензию на разработку природных ресурсов.

Короче говоря, «прусский путь». Гигантские латифундии, где наемный пеон фактически бесправный тягловый ослик, а судьба арендатора мало отличается от судьбы крепостного, разве что уйти можно, - но куда? «Его независимое полукочевое существование закончилось. Он превратился в пеона какой-нибудь эстансии», - это о гаучо. Но и об эмигранте, рискнувшем взять участок. И больше того, можно сказать, даже не «прусский путь», но «архипрусский», потому что обширные права, дарованные правительством в обмен на «шерсть-мясо-зерно, и побольше», превратили Патагонию в три десятка «государств в государстве». Со своей полицией, своими судами, своими армиями, прибирающими к рукам земли краснокожих, «окультурить» которых у властей не дошли руки.