Иван Оченков - Царь

- Без согласия императора эти права - ничто!

- И именно это согласие ты и привез.

- Согласие императора?

- Ну, Фердинанд покуда не император, и, думается мне, став им может и не вспомнить об обязательствах короля Богемии.

- Но ведь есть наш герцог...

- Он стал русским царем и сменил веру!

- Но у него есть сын.

- Которого вполне можно объявить незаконнорожденным из-за долгой разлуки Иоганна Альбрехта и Катарины, а можно, кстати, и самого Иоганна Альбрехта...

- Шведский король никогда не допустит этого...

- И сцепится с королем датским, вследствие чего ни у того, ни у другого не будет возможности сунуть нос в имперские дела!

- Какое коварство...

- Обычная политика.

- Я смотрю, ты поднаторел в подобных делах! Кстати, как ты меня нашел?

- Тебя узнал капрал Михель Раубе, приглядывавший за Глюком и его прихвостнями. Ты помнишь его?

- Нет.

- А вот Иоганн помнит всех своих солдат, особенно тех с кем начинал. И даже разрешил ему отправиться вместе со мной в герцогство, чтобы найти себе жену. Поэтому Михель внимателен и предан своему господину.

Юный Карл Густав сильно устал, слушая разговор братьев. Он далеко не все понял из услышанного, но память у него была крепкой и самое главное он запомнил. Покинув наблюдательный пост, он быстро добежал до своей комнаты, и, скинув курточку и панталоны, юркнул под одеяло. Нянька обязанная следить за ним и сестрой давно спала, так что его отсутствие осталось незамеченным.

Что бы ни случалось накануне, каждое утро Карла Густава начиналось одинаково. Подъем, умывание, краткая молитва, легкий завтрак и занятия с учителями. Единственное изменение заключалось в том, что теперь он занимался вместе со своим приятелем Петером. Барону фон Гершову удалось убедить принцессу Катарину в том, что ее сыну необходим слуга его возраста. Так что теперь он учился, играл и проказничал в компании принца на законном основании. Впрочем, времени на проказы у них становилось все меньше. Новый воспитатель полагал праздность худшим из грехов и потому день мальчиков был заполнен до предела. Семь свободных искусств сменяло фехтование, после изучения Закона Божьего наступало время танцев, а за грамматикой и риторикой по пятам следовали гимнастика и плавание. Отдельной статьей шло обучение военному делу. Для мушкетов и кавалерийских пистолетов молодые люди были еще слишком субтильны, но процесс зарядки усвоили гораздо тверже, чем "отче наш". Для рейтарской выездки так же было рановато, однако уверенно держаться в седле их научили.

Все это привело к тому, что Карл Густав так и не успел рассказать своему приятелю о том, что видел минувшим вечером, а затем его позвали на обед. Если за завтраком мальчишки сидели рядом, наперегонки поглощая данную им пищу, то обед за столом герцогини это совсем другое дело. Ее высочество обедали в торжественной обстановке, в компании приближенных.

Несмотря на то что супруги фон Гершов совсем недавно присоединились к двору Катарины, они быстро заняли весьма важные места в придворной иерархии, заставив подвинуться прежних фаворитов. Регина Аделаида стала статс-дамой и обычно сидела по правую руку от принцессы, вызывая этим лютую зависть у прочих придворных. Место Кароля было рядом с женой, с тем, чтобы герцогине было удобно слушать его рассказы, рассказывать которые он оказался мастером. Напротив него обычно сидели шведские офицеры во главе с недавно вступившим в командование Густавом Горном.

Принаряженные принц и принцесса сидели на отведенных им местах, терпеливо ожидая, когда подадут приборы и демонстрируя отменную благовоспитанность. Вступать без разрешения в разговоры взрослых, им было строжайше запрещено, а потому Карл Густав частенько с тоской думал, что пообедать вместе с Петером в людской было бы куда веселее.

- Как вы находите нашу кухню? - Любезно осведомилась Катарина у Регины Аделаиды, как только был утолен первый голод.

- Благодарю вас, ваше высочество, ваш повар настоящий кудесник. Хотя мы настолько отвыкли от цивилизации, что нас трудно считать ценителями.

- Неужели при дворе моего мужа так плохо готовят?

- Сказать по правде, я не могу сказать ничего о кремлевских поварах, поскольку у меня не было возможности оценить их искусство. Ведь в Москве женщины не допускаются на пиры.

- Это правда? - Удивилась шведская принцесса и обернулась к барону.

- Совершеннейшая, ваше высочество, - отвечал фон Гершов с любезной улыбкой. - К сожалению, нравы там царят довольно патриархальные и это одна из причин, по которой государь желает вашего скорейшего приезда. Он надеется, что вы и ваш блистательный двор станут образцом для подданных.

- Ваш муж коварный человек, - задумчиво сказала Катарина, обращаясь к баронессе, - что бы он ни сказал, все сводится к необходимости скорейшего переезда в Москву. Причем выглядит это так, как будто он делает комплимент.

- Очевидно таковы инструкции полученные им от вашего царственного супруга. Вообще, его величество умеет заставлять людей делать то что ему необходимо. Единственно чему я поражаюсь, так это велеречивости моего Кароля. До приезда в Мекленбург я полагала что он может лишь отдавать приказы солдатам, да распоряжения жителям Кукуя. Но, как выяснилось, он умеет быть настоящим придворным.

- Неужели он не проявил этого своего таланта, когда ухаживал за вами?

- Увы, нет.

- Вероятно, у него просто не было возможности проявить этот талант. Там ведь был Иоганн Альбрехт, не так ли? Вот уж кого трудно назвать молчуном! Рядом с моим мужем кто угодно покажется косноязычным тугодумом. Иногда мне кажется, что это главная причина, по которой у него так много врагов в Швеции.

- Врагов в Швеции... у вашего мужа? Но мне казалось ...

- Что он популярен в Стокгольме? Разве что среди солдат, да еще крестьян. Сейчас только они помнят про его подвиги в Кальмарской войне. Горожане до сих пор не могут забыть бунта, вспыхнувшего в его прошлый приезд. Именно тогда мы расстались. Нас с сыном спасая, увезла дворцовая стража, а он со своими людьми пробился в порт пролив по пути реки крови. Аристократы считают его чужаком и выскочкой. Даже враждующие между собой семейства Оксеншерна и Юленшерна сходятся в своей неприязни к моему мужу. Про отношение к нему церкви и говорить нечего, особенно после принятия схизмы. Епископ Глюк, к сожалению, совсем не одинок в своем мнении. Кстати, он прислал записку, в которой утверждает, что его не пускают в замок и вообще всячески притесняют. Это правда?

- Боюсь что так, ваше высочество, - твердо ответил фон Гершов.

- Надеюсь, у вас есть объяснения подобным поступкам?

- Разумеется. Есть достаточные основания подозревать его преподобие в измене.