Вольфганг Руге - Как Гитлер пришел в власти: Германский фашизм и монополии

Эта задача была возложена на отмежевавшегося от Штрассера и с тех пор отличавшегося особым раболепием перед Гитлером и ревностным раздуванием его культа 28-летнего Йозефа Геббельса. В октябре 1926 г. он стал гауляйтером Берлин-Бранденбурга, а через два года был назначен и имперским руководителем пропаганды НСДАГ1. Геббельс, который еще менее, чем Гитлер, мог похвастаться своей «нордической» внешностью (за малый рост, черные волосы и колченогость он получил презрительное прозвище «скукожившийся германец»), не уступал своему «фюреру» ни в ловкости рук, ни в искусстве пустословия и риторики. Что же касается бессовестности и цинизма, то тут он, пожалуй, даже превосходил (если это вообще возможно!) своего шефа. Известны десятки его циничных высказываний насчет того, что пропаганда не имеет ничего общего с правдой, что для достижения успеха все средства хороши, а наглая ложь — незаменимое оружие в политической борьбе. Еще в 1924 г. Геббельс писал о буржуазных выборах: «Большинство избирателей всегда глупо, неотесано и не имеет никакой цели. Оно охотно позволяет сбивать себя с толку очковтирателям и политическим жонглерам» 3'.

Через три года Геббельс попробовал сам выступить в роли такого суперочковтирателя и ловкого жонглера словами. Главное, он обладал теми средствами, которые были необходимы, чтобы эффектно развернуть оба метода фашистского воздействия на массы — демагогию и террор. Наряду с кампаниями по проведению сборищ, распространением листовок и тому подобным берлинское нацистское руководство сосредоточило свои усилия прежде всего на привлечении в погромные отряды GA авантюристических элементов из военных союзов и юношеских организаций правого направления, сынков мелких буржуа, а также деклассированной безработной молодежи.

Сначала в мелкобуржуазных и буржуазных районах юго-запада и запада германской столицы, а через два-три года — и в рабочих кварталах восточной и северной части Берлина были созданы приобретшие зловещую известность «казармы СА». Их базой служили пивные («лока-ли») националистически настроенных или продажных трактирщиков; в задних комнатах размещались канцелярии штурмовиков, их сборные пункты и спальные помещения. Эти злачные места привлекали всякий сброд игрой в солдаты, бесплатным пивом за «геройские дела» и истинно «мужским» времяпрепровождением. Под этим подразумевались крайне жестокие провокационные нападения на коммунистов и социал-демократов, на профсоюзных функционеров, на возвращавшихся домой участников пролетарских собраний и митингов, на членов Коммунистического союза молодежи Германии и социал-демократической организации «Социалистическая рабочая молодежь», срыв мероприятий КПГ, Союза красных фронтовиков и отрядов республиканской самообороны «Рейхсбаннера» (Союза имперского флага).

Террор, осуществлявшийся ничтожным меньшинством и неоднократно вызывавший возмущение даже в буржуазных кругах, стал возрастать в Берлине с весны 1927 г. столь круто, что прусское министерство внутренних дел было вынуждено на короткий срок запретить НСДАП в германской столице, а следовательно, и публичные выступления нацистских ораторов.

В ответ на запрещение публичных выступлений Геббельс основал местную фашистскую газету «Дер ангриф» («Нападение»). Сначала она выходила еженедельно, но уже очень скоро превратилась в ежевечерний листок. Эта газета, достигшая к 1933 г. тиража 60 тыс. экземпляров, принадлежала к числу самых гнусных во всей истории германской печати. Бьющая на внешний эффект, нашпигованная ложью еще больше, чем «Фёлькишер беобахтер», постоянно подбрасывавшая «взрывчатку» для всевозможных провокаций, газета эта захлебывалась в антикоммунистической и антисоциалдемократической травле. Не останавливалась она и перед всяческой клеветой на буржуазную республику и ее представителей.

«Лнгриф» в самой беспардонной форме демонстрировала бездонный цинизм фашизма и сочетаемое с ненавистью презрение к Веймарской республике. Так, в статье Геббельса от 30 апреля 1928 г. (незадолго до выборов в рейхстаг) говорилось: «Мы идем в рейхстаг, чтобы парализовать веймарское мировоззрение при его же собственной поддержке. Если демократия настолько глупа, чтобы за эту медвежью услугу давать нам бесплатный проезд на транспорте и платить депутатские деньги, что ж, это ее собственное дело!» А через восемь дней после выборов (28 мая) берлинский гауляйтор НСДАП, получивший место в парламенте, снова вернулся к той же мысли. «Я, — писал он в «Ангриф», — вовсе не член рейхстага… Я — просто обладатель парламентской неприкосновенности, я — владелец бесплатного билета. Обладатель парламентской неприкосновенности имеет свободный вход в рейхстаг и не платит за это налог на развлечения. Он может, когда господин Штреземан рассказывает о Женеве, задавать ему не имеющие отношения к делу вопросы и бросать реплики, например: правда ли, что вышеуказанный Штреземан — масон и женат на еврейке?» 32

Несмотря на эту афишируемую нацистами враждебность к республике, возглавлявшееся социал-демократами правительство отменило свой запрет НСДАП и СА почти в тот же день, когда была опубликована данная статья. А еще через четыре месяца (причем именно по инициативе председателя рейхстага социал-демократа Пауля Лёбе) был снят запрет и на выступления Гитлера в Пруссии. Фашистская активность в столице резко усилилась, а уличный террор нацистов стал свирепствовать еще пуще.

Поскольку при большинстве столкновений с нацистами полиция вела себя пассивно, основная тяжесть отражения фашистских налетов легла на плечи Союза красных фронтовиков (СКФ) и социал-демократического «Рейхс-баннера». Но правые лидеры «Рейхсбаннера», видевшие свою главную задачу в борьбе против коммунизма, старались сорвать совместные действия обоих антифашистских оборонительных союзов и не допустить никаких местных соглашений со СКФ. После кровавой провокации, устроенной 1 мая 1929 г. социал-демократическим полицей-нрезидентом Берлина Цергибелем, Союз красных фронтовиков даже был запрещен прусским правительством, которое возглавляли социал-демократы.

Однако, несмотря на фашистский террор и геббельсов-скую пропаганду, коричневорубашечникам со свастикой на рукаве целых полтора года не удавалось утвердиться в Красном Берлине. На выборах в рейхстаг 20 мая 1928 г. НСДАП получила в германской столице всего 1,4 % голосов (а СДПГ и КПГ в общей сложности 63,6 %). Это было ниже ее среднего общегерманского уровня, составлявшего 2,6 % (810 тыс. голосов по сравнению с 907 тыс. голосов фёлькишско-фашистских партий в декабре 1924 г. и 1,9 млн. в мае того же года).

Тем не менее нацистская партия все же сумела провести в парламент 12 своих депутатов, в том числе Грегора Штрассера, Геббельса, Фрика и только что вернувшегося из-за границы Геринга (ему пришлось пройти в Швеции курс лечения от морфинизма). Гитлер, который три года назад отказался от австрийского гражданства и теперь не имел вообще никакого, избираться в рейхстаг не мог. Однако он и это ухитрился обратить себе на пользу: стал изображать из себя «фюрера», стоящего высоко над политиками из «балагана для болтовни», как он презрительно называл рейхстаг; ему, мол, предопределено судьбой нечто гораздо более важное, чем участие в парламентской «кухонной возне».