Владислав Голдин - Генералов похищали в Париже. Русское военное Зарубежье и советские спецслужбы в 30-е годы XX века

21 января 1931 года в Берлине, куда семья Скоблиных выехала на гастроли, состоялась встреча генерала Скоблина и Плевицкой с посланцем Центра «Андреем» [34](совместно с сотрудником берлинской резидентуры под псевдонимом «Биль»). Генералу и его супруге было объявлено решение ЦИК о персональной амнистии и предоставлении советского гражданства. Тот и другой дали подписку о том, что ознакомлены с этим решением и обязуются до особого распоряжения хранить его в секрете. Кроме того, они дали и письменные обязательства о сотрудничестве с советской разведкой — разведкой Красной Армии, как указывалось в подписанных ими документах, публикуемых в приложениях к настоящей книге.

Основная установка (ориентировка), которую Скоблин получил от беседовавшего с ним представителя Москвы, заключалась в том, чтобы незаметно для вождей Белого движения начать активизироваться, укреплять связи со всеми знакомыми ему деятелями РОВСа и других белых организаций. Установка для Плевицкой заключалась в том, чтобы своими выступлениями на благотворительных вечерах РОВСа создать себе и мужу имя, заставить печать говорить о ней, а следовательно, и о нем.

Скоблин и Плевицкая произвели на представителя Центра впечатление великолепно информированных людей, которым известно все, что делается в белых кругах. Его порадовало знание ими подноготной многих лиц, начиная с Миллера и Деникина, а беседа со Скоблиным дала много ориентировочного материала о взаимоотношениях генералитета. Он сделал вывод, что при условии хорошего руководства Скоблин станет таким ценным источником, которого в рядах РОВС, да и в других организациях, у советской разведки еще не было {534} .

Что касается Ковальского, который первые месяцы после вербовки поддерживал связь со Скоблиным, то накануне 1931 года он отправил письмо в Москву, руководству ИНО. В нем указывалось, что он уже более семи месяцев находится в Австрии, являясь балластом венского аппарата (резидентуры). Вербовка Скоблина, по его словам, заняла всего 14 дней и в отношениях с ним он является просто техническим передатчиком получаемых свыше сведений и распоряжений. Видимо, Ковальский хотел большего, но на это венская резидентура не шла, отношения у ее руководства с ним не сложились. Так или иначе, он отдавал свою судьбу на откуп Москве. Когда же резидент узнал, что Ковальский был задержан австрийской полицией, следуя в Берлин на указанную встречу со Скоблиным и эмиссаром Москвы 21 января 1931 года (после допроса был отпущен, но на встречу в германскую столицу опоздал), было принято решение вернуть его в Москву. Оттуда Ковальский был отправлен в Харьков в распоряжение ГПУ Украины. Со Скоблиным стали работать другие люди {535} .

Среди заданий, получаемых Скоблиным, было выявление лиц, ведущих разведывательную работу против СССР, а также агентов и путей их переброски на советскую территорию. Достаточно близкие и доверительные отношения Скоблина с целым рядом генералов, занимавших влиятельные позиции в РОВСе, помогали ему получать уникальную разведывательную информацию. Например, Скоблин взял для ознакомления у генерала Шатилова, переписал и передал советской разведке три доклада о мобилизационной готовности РОВСа общим объемом в сорок страниц. Они были также перефотографированы сотрудником парижской резидентуры, находившимся на связи с ним. Эти материалы были высоко оценены Москвой. Такую же оценку получает и переданная Скоблиным информация о деятельности новой террористической группы.

Вместе с тем Центр указывал, что получение подобной информации ни в коем случае не должно скомпрометировать «Фермера» в глазах генералов Миллера и Шатилова, ибо его основная установка — «разработка центра РОВС». В телеграмме в Москву из Берлина от «Биля» с отчетом о поездке Скоблина и Плевицкой на Балканы в начале 1931 года, которая рассматривалась как первая контрольная поездка, давалась оценка «Фермера» как добросовестного и талантливого агента и указывалось также: «В Париже “Фермеру” предстоит подойти вплотную к аппарату РОВС и, лавируя между Миллером, Драгомировым и Шатиловым, сохранить свою самостоятельность» {536} .

В рекомендациях в Париж представителям резидентуры, работающим со Скоблиным, указывалось на то, что он «должен остаться строевой и политической фигурой, имеющей значение в штабе». Касаясь же того, что генерал не освещает целый ряд интересующих резидентуру вопросов, на что, вероятно, указывалось в сообщениях из Парижа, то отмечалось понимание этого и подчеркивалось, что «это не тот случай, когда надо добиваться от источника широты охвата», ибо это могут сделать другие люди. «“Фермер” дает много первоклассной информации, которую не в состоянии раздобыть никто другой, — подчеркивалось в переписке, — его нужно беречь, ограничиваться тем, что он может, как вы говорите, “тихой сапой” узнавать и выведывать, постепенно подходя все ближе к интересующим нас вопросам».

Видимо, отвечая еще на одно предложение сотрудников парижской резидентуры, указывалось, что «конечно, заманчиво, привести своего человека к руководству активной работой РОВС, взять эту сферу в свои руки». Но вслед за этим подчеркивалось, что «на сегодняшний день это нереально». Объясняя это, указывалось, что «начинать борьбу с Харжевским, Фоссом, Драгомировым и Глобачевым невыгодно, шансов на победу минимум, а риск большой». Поэтому предлагалось удовлетвориться пока имеющимся {537} . Таким образом, имея несомненный интерес к освещению активной работы РОВСа и продвижению своего человека к руководству ею, чекисты не форсировали события. Но, забегая вперед, заметим, что Скоблин в дальнейшем шаг за шагом двигался в этом направлении, и об этом пойдет речь впереди.

Скоблин получает в это время и конкретные задания, связанные с отдельными людьми. Например, 6 сентября 1931 года ИНО поручает резидентуре поставить перед Скоблиным задачу разработки эмигранта Завадского, который демонстрировал завидную осведомленность. «Задача — вплотную подойти к нему и впоследствии попытаться приобщить его к нашей работе. Как видите, задача не из легких, особенно учитывая прошлые перипетии, — говорилось в сообщении из Центра. — Облегчить дело может Еж/13, подробно осветив эту фигуру и его окружение. Нам нужны до мелочей подробные данные о нем с момента появления в эмиграции. Образ жизни. Состав семьи за границей. Есть ли кто-то из родственников на наших территориях. Одним словом, нужна точная вербовочная справка. Эту справку нам необходимо иметь очень быстро». Несколько лет спустя, уже на допросе у следователя, «Андрей» показывал, что речь шла о попытке «приобщить его к нашей работе втемную, поскольку личность довольно сомнительная» {538} . О капитане И.Г. Завадском-Краснопольском еще неоднократно пойдет речь на страницах этой книги.