Владислав Голдин - Генералов похищали в Париже. Русское военное Зарубежье и советские спецслужбы в 30-е годы XX века

Документы эти поистине уникальны. Они позволяют воссоздать облик генерала Миллера в период тяжелых для него испытаний, оценить его поведение в тюрьме, понять его тревоги и надежды. Эти материалы дают возможность глазами генерала взглянуть на процессы, происходившие в Русском Обще-Воинском Союзе и в эмиграции в целом, сопоставить жизнь за рубежом и в СССР. Здесь же содержится и письмо генерала Скоблина одному из своих руководителей в НКВД. Анализ всей совокупности указанных документов в сопоставлении с другими дает возможность лучше понять, какие мысли и намерения вынашивало в отношении него руководство этого ведомства.

Уже в ходе, вероятно, первой встречи со следователем Власовым 30 сентября 1937 года Миллер передал ему письмо для своей жены с просьбой направить адресату. В этом письме жене, которую он ласково и по-домашнему именовал «Тата» (напомним, что ее звали Наталья Николаевна), генерал писал, что не может ей сообщить, где он, но подчеркивал, что «после довольно продолжительного путешествия, закончившегося сегодня утром», он жив и здоров, физически чувствует себя хорошо. «Как и что со мной случилось, что я очень неожиданно для самого себя уехал, даже не предупредив тебя о более или менее продолжительном отсутствии, — писал Миллер, — Бог даст когда-нибудь расскажу, пока же прошу тебя посколько возможно возьми себя в руки, успокойся и будем жить надеждой, что наша разлука когда-нибудь кончится». Впрочем, содержавшаяся в письме фраза, что он «проездом видел знакомые места», не оставляет сомнений, что он таким образом ясно давал понять, что находится в СССР.

В письме генерала содержится любопытная фраза: «Мне передали, что дня два после моего исчезновения Тебе была послана телеграмма из Парижа, что я жив и здоров, правда без подписи, чтобы Тебя успокоить». Миллер писал, что обращаются с ним «очень хорошо, кормят отлично». Сообщая, что вышел из Управления (РОВСа) в Париже без пальто, предполагая черед полтора часа вернуться, генерал добавлял, что здесь ему «дали новое пальто, новую фуфайку, кальсоны и шерстяные носки». Он слал приветы детям и внукам, высказывал надежду, что сможет указать адрес, по которому жена может писать ему. Все его письмо пронизано беспокойством за жену и семью и надеждой, что когда-либо им все-таки удастся встретиться. Трудно сказать, надеялся ли генерал Миллер на это в самом деле или только хотел таким образом успокоить жену и семью. Но, возможно, он все-таки предполагал, что ему удастся каким-то образом поддерживать письменную связь с родными.

29–30 сентября датируется письмо Миллера, адресованное генералу Кусонскому, но, видимо, оно писалось чуть раньше, ибо автор отмечал, что прошла почти неделя после их прощания, а произошло это, напомним, 22 сентября. Вторая часть письма была посвящена вопросам частного и личного характера, связанным главным образом с деньгами и обещаниями. Наиболее же интересна первая часть письма, где генерал Миллер описывал личные ощущения накануне своего похищения в Париже: «Было у меня какое-то подсознательное предчувствие, что Н.В.С. (Николай Васильевич Скоблин. — В.Г.) увлечет может быть на что-то опасное. Но, конечно, ничего подобного происшедшему я не ожидал и в мыслях не имел». «Писать Вам о том, что и как произошло тогда во вторник, как и где я нахожусь сейчас, я не могу, ибо такого содержания письмо, несомненно, не было бы Вам послано», — продолжал председатель РОВСа. Содержащаяся в конце письма и адресованная Кусонскому фраза «Крепко Вас обнимаю», несомненно, свидетельствовала об их близких и дружеских отношениях. «Я выбыл из строя», — резюмировал автор письма, но все-таки завершал его словами: «Будущее в руках Божьих. Может быть, когда-нибудь и увидимся еще» {821} .

Трудно сказать, надеялся ли генерал Миллер, что это его письмо дойдет до адресата. Его автор был хорошо знаком с разведывательным делом и много лет им профессионально занимался. Может быть, основной частью письма с вопросами частного и личного характера, удовлетворением денежных просьб он надеялся закамуфлировать его первый абзац. Но возможно, что для него все-таки главным было удовлетворение перечисленных просьб и разрешение денежных расчетов. Для читающих же это письмо сегодня (а текст его приводится в приложениях этой книги) очевидно, что, так как в нем был указан главный виновник и участник его похищения — генерал Скоблин, оно никогда не могло быть доставлено адресату.

Особый интерес у руководства НКВД вызывала боевая работа РОВСа, его связи с другими эмигрантскими антисоветскими организациями и их подрывная деятельность, направленная против СССР, поддержка повстанческого движения здесь. По требованию следователя генерал Миллер подготовил 9–10 октября в письменном виде и представил показания о работе, которая велась РОВСом, и в первую очередь в период с 1930 по 1937 год, когда он являлся председателем Союза, а также приложения к ним. Структура этого документа соответствовала тем вопросам, которые особо интересовали чекистов. Среди пунктов показаний бывшего председателя РОВСа были: повстанческая работа в СССР; Союз Возвращенцев; использование возвращенцев в целях секретной работы; справка о суммах РОВСа и о Казне Великого Князя (переименованной впоследствии в Фонд Спасения России) и др.

Особый интерес чекистов вызывало повстанческое движение в СССР и участие РОВСа в его инициировании и поддержке. Миллер писал, что первые предложения о поддержке повстанческого движения в Советской России получил еще в 1921 году, будучи в Париже главноуполномоченным генерала Врангеля. В связи с этим он упоминал имя генерала Глазенапа, у которого были, с одной стороны, связи с французским правительством, а с другой — с довольно многочисленными группами офицеров и солдат Северо-Западной армии Юденича, в Латвии, в приграничных формированиях. Тот просил несколько десятков тысяч франков и обещал «в кратчайшие сроки двинуть чрез границу», поднять восстание среди местного населения и через три недели захватить Петроград. Миллер отмечал, что он сделал доклад генералу Врангелю, но получил от него указание, ни в какие разговоры с генералом Глазенапом не вступать, что и было им исполнено.

В это же время, в начале 20-х годов, согласно показаниям Миллера, поступал и ряд других аналогичных предложений. Он указывал, например, на предложение генерала Есимонтовского, приехавшего в Париж с идеей переброски частей Юденича и устройства восстания. Но, по утверждению Миллера, конкретного разговора о таком движении на Петроград в короткие сроки не было. Вместе с тем полковнику князю Ливену было дано указание наблюдать за этим генералом, «с правом оказать небольшой кредит». Он заявлял, что когда был начальником штаба генерала Врангеля, отношение к подобным предложениям авантюристического характера было отрицательным. Впоследствии, указывал Миллер, этот генерал его приказом был исключен из армии. Это, вероятно, было обусловлено тем, что, как уже упоминалось ранее, бывший генерал А.В. Есимонтовский сражался в Испании на стороне республиканцев, и это стало известно в эмиграции {822} .