Пьер Бриан - Дарий в тени Александра

Дело в том, что царь на самом деле является не просто верховной фигурой государства. Его значимость превышает его личную ценность ввиду его роли и его места в общем мироустройстве. Описывая порядок царского кортежа, выходящего из Вавилона, Квинт Курций дает точные указания относительно платья, которое надето на Дарий в этом случае:

"Одежда царя отличалась чрезвычайной пышностью: белая вышивка покрывала середину пурпурной туники; золотые ястребы на брошах, которые, казалось, нацелились на жертву своими клювами, удерживали прекрасную золотую мантию; на золотом поясе, завязанном по примеру женщин, была прикреплена кривая сабля, ножны которой были выложены драгоценными камнями. Диадема, знак царской власти, называлась по-персидски kidaris; это был заморский тюрбан белого цвета, охватывающий голову" [3] Квинт Курций 1Ц3.17. .

Жорж Дюмезиль так прокомментировал этот текст [4] Военная одежда последнего Дария, 1985. . Автор исходит из постулата, согласно которому выбор цветов несет определенный смысл; при выборе одежд речь не идет о фантазиях последнего Дария. Три цвета соотносятся с тремя функциями индоевропейского (индоиранского) царя: жрец, воин и крестьянин. Чтобы обосновать свою интерпретацию, Дюмезиль отсылает нас к другому иранскому тексту, где Ормузд надевает белую одежду, которая является признаком духовенства; второй персонаж носит одежду из золота и серебра, покрытую драгоценными камнями: речь идет о военной униформе; затем упомянута темно-синяя одежда, форма сельскохозяйственного рабочего. Три функции выражают единство всего общества, которое царь совмещал в своей личности. Об этом же говорит и знаменитая надпись Дария I, где царь возносит "трехфункциональную" молитву к Ахура-Мазда, прося его отклонить от Персии "вражескую армию, плохой год [то есть плохой урожай] и ложь (drauga) [то есть неверность и бунт] [5] Надпись о Дарий в Персеполе (DPd; HEP 195,253), с комментариями: Е. Benveniste. Иранские традиции, 1938, стр. 538–543; G. Dumezil. Mith et брорее5,1986, стр. 617–621. . Царь не просто воин. Воплощая на земле образ великого бога Ахура-Мазды, он является поддержателем arta, то есть великого миропорядка внизу, имеющего прямую связь с божественным миром. У царя есть космологическая функция. Можно сказать, что равновесие мира зависит от личности царя и от его личных связей с богами. Царь - посреднике верхним миром, в том числе и во время войны: именно об этом говорит греческий текст, в котором тот же Дарий 1, чтобы спасти свою армию, измученную жаждой в безводной пустыне, возносит молитву иранскому богу бури, который затем приносит им благодатный дождь [6] Polyen VII. 11.12, переведенный выше стр. 393, с моими комментариями в HEP 251–252, и библиографическая справка стр. 941. .

Как Кира у Ксенофонта и как Ксеркса у Геродота [7] Ксенофонт. Киропедия 1.5.14; VIII.3.11–12; Геродот VII.40–41. , Дария III сопровождают изображения богов: "Над царской палаткой сверкало изображение Солнца в хрустальной оправе... Впереди, на серебряных алтарях, несли огонь, почитаемый персами священным и вечным. Маги, шедшие впереди него, пели традиционный гимн". Там же находилась колесница, посвященная Ахура-Мазды, и колесница, посвященная Солнцу [8] Квинт Курций Ш.3.8; см. HEP 200–204. . Это были божества предков, к помощи которых Дарий обращался перед битвами [9] Квинт Курций IV. 13.2 (Солнце, Митра, и вечный и высокочтимый огонь); IV. 14.24 («Богами моей Родины, вечным огнем... сиянием солнца»); также: Плутарх. Александр 30.5–8 (Oromazdes / Ахура-Мазда; Митра). .

Присутствие богов, их алтарей и служителей культа в армиях Ксеркса в 480 году и Дария III в 333 году, а также присутствие царственных женщин Дария III в армии царя, равно как и в армии Хосрова I Ануширвана в походе против Армении в 576 году н.э. [10] Ниже, стр. 536–537. , определяют особенное положение Великого царя на войне, которое полностью ускользнуло от внимания древних авторов, озабоченных прежде всего тем, чтобы осудить громоздкость царского поезда, ссылаясь одновременно на моральные причины и на основания, относящиеся к организации тыла и снабжения. Поход Ксеркса в Грецию и поход Дария к Средиземному морю не сводятся к военной кампании в узком смысле этого слова. В зависимости от концепции политического пространства, имеющегося во многих обществах, восточных и средневосточных, военный поход является для царя возможностью посетить народы своей империи и возобновить связи власти и подчинения, собрать дары и дани, пошлины и подати, которые им обязаны платить, и в то же время произвести показное перераспределение богатств. [11] О перемещениях ахеменидского двора и его политическом значении, см. мое исследование «Le nomadisme du Grand roi», 1988, и HEP 196–207, где можно найти наметки сравнения с «явлениями царя», изученными В. Guenee, а затем J. Boutier – A. Dewerpe-D. Nordman, Untourde France'royal, 1984; M.– E. Wagner-D. Vaillancourt. Le roi dans la ville, 2001; в сообществах и царствах ислама, см. J. Dakhlia, Le divan de roi, 1998, стр. 308 sq.; эта модель была также использована в контексте инкской империи: см.: В. Kolata Andean Cities, 1996

Помимо множества документов о "царских поступлениях" в средневековой Франции, которое наводит на множество компаративистский размышлений, подобные принцип и практика известны и в сасанидскую эпоху, и они ясно описаны в тексте, приписываемом самому царю Хосрову Ануширвану (Хосрою):

"Я хотел, чтобы цари этих регионов [пересекаемых], которые получили от нас власть, знали бы, что мы были готовы безбоязненно встретиться с ними во время этой поездки; что мы имели средства это сделать, если бы только сочли это необходимым. [Я хотел] чтобы они были поражены зрелищем величия царей, огромного числа солдат, их подготовки и их вооружения, находящегося в отличном состоянии. Это зрелище побудило бы их сражаться с нашими врагами, и они соразмерила бы со своим могущество того, кто назвал их правителями, и оценили бы его на случай, если бы им пришлось обратиться к нему за помощью. Мы желали воспользоваться этой поездкой для того, чтобы распределить собственноручно между ними подарки и ягнят; для того чтобы предложить им возможность приблизиться к трону, и хотели оказать им честь, обратившись к ним с речью, так чтобы все эти милости увеличили их привязанность к нам, их набожность и их желание сражаться с нашими врагами. Еще я желал осведомиться о состоянии их крепостей и проверить это во время нашей поездки [решить вопрос с налогами].

Такая практика означает, что царский двор на несколько месяцев превращался в странствующее государство, чья власть вследствие этих периодических путешествий вписывается в общий порядок и коллективное мышление страны. Когда Великий царь возглавляет свои армии, пышность его двора никак не отличается от этих ежегодных миграций, во время которых двор переезжает от одной резиденции в другую. Все службы (в том числе царская конюшня, кухни, повозки, везущие воду, хранящуюся в серебряных вазах, царские наложницы, писцы и секретари) принимают участие в переезде, таком же, как обычный переезд двора: каждый занимает определенное, кропотливо выверенное место в официальном кортеже, когда царский караван на восходе солнца оставляет город, который только что его пышно принимал [12] Геродот VII.39–41 (Ксеркс покидает сардов); Квинт Курций III.3.8–25 (Дарий III оставляет Вавилон); см. также: Goukowsky. Кортеж, 1998. . Это также объясняет тот факт, что Дария сопровождала вся его семья, и что существовали обычаи, фиксирующие место, которое должна была занимать царская палатка в центре лагеря, а также место женщин царской крови в лагере и на марше [13] Диодор XVII.35.3; Квинт Курций III.3.22–23; 111.8,12; Ш.9.6; согласно замечательной истории пленных персидских принцесс, их палатка располагалась вблизи от царской палатки (Квинт Курций III.11.3). ; Квинт Курций утверждает, впрочем, что во время сражения при Иссе "супруга и мать Дария, а также группа других женщин, были помещены в центре армии", что надо понимать однозначно: в центре армии на марше и в лагере, а не в центре войск на поле битвы [14] Квинт Курций Ш.9.6: in medium agmen (по латыни agmen означает «армия в походе» в противоположность exercitus, «армия бьющаяся»). . Такая характеристика предполагает, что, даже когда перемещение двора совмещается с военным походом, функция Великого царя не сокращается лишь до функции военачальника. Царская персона окружена тем же церемониалом и той же защитой, которой она пользуется, когда двор находится на своем постоянном месте в Персеполе, в Сузах, в Вавилоне или в Экбатанах.