Пьер Бриан - Дарий в тени Александра

Предмет ожесточенных дебатов - сама функция царя с точки зрения македонцев. Вопреки тому факту, что древние источники первоначально превозносят его прежде всего в качестве стратега и элитного воина, и вопреки факту, что именно этот образ хотел навязать всем и сам Александр, македонский царь не является просто военачальником. Он выполняет фундаментальную религиозную роль, и в крайних случаях функция стратега может быть отъединена даже от функции царя.

В конечном счете, даже если кампания Александра отмечена существенной эволюцией теории и практики македонской монархии, Александр продолжает на протяжении всего похода исполнять свои ритуальные и религиозные функции: он каждый день приносит жертвы традиционным богам в рамках македонских обычаев, привлекая их таким образом на защиту своего войска. Этим частично объясняется тот факт, что после смерти Александра ему на смену выбрали его сводного брата Арриде, который, однако, был признан неспособным вести армию: дело, в том, что Арриде "был приближен к Александру для отправления культа и исполнения религиозных обычаев" [29] Квинт Курций Х.7.2; об этом рассуждении см. мой анализ в «Antigone le Borgne», 1973, стр. 323–327, и мои заметки в HEP 1077; о взаимоотношениях между царской властью и народом в Македонии, см.: М. Hatzopoulos. Macedonian Institutions, 1,1996, стр. 261–322. . Руководство военными операциями перешло к близким компаньонам Александра. Таким образом, становится ясной паника македонских солдат после смерти Александра в Вавилоне: в отсутствие прямого и активного наследника у македонцев нет больше ни стратега, который может вести их в Македонию, ни первосвященника, который может вступиться за них перед божествами; они потеряли всякую защиту. И солдаты шумно напоминают Александру в Индии, что поход, который он ведет, не является его личным приключением: он находится во главе коллектива. Так же, как в обычное время македонский царь не имеет абсолютной власти, так царь не должен чувствовать себя свободным от привычных обязанностей в то время, когда царство превратилось фактически в разъездное государство.

Отметим, что Арриан не комментирует реакцию командиров Александра, хотя безоговорочно осуждает упреки Клейтоса: он считает, что Клейтос оскорбил своего царя. Указывает ли это молчание на то, что Арриан в глубине души допускал обоснованность упреков командиров Александра? Согласно традиционным римским понятиям, индивидуальный подвиг не отрицается; мы знаем там даже традицию поединка. Именно при помощи римского словаря ("богатая добыча, трофеи") Квинт Курций намекает на поединок, который Александр, согласно его мнению, пытается навязать Дарию [30] Квинт Курций III. XI. 17 (opimum decus); также Диодор XVII.38.3; см. стр. 318–323. . Со своей стороны, Полибий объясняет, что "многие римляне охотно вступили бы в личный поединок, чтобы провести решающий бой, и многие заранее согласились бы на смерть, если бы это спасло многие жизни на войне или, - в мирное время, - чтобы обеспечить защиту общих дел" [31] Полибий VI.54.4: tes ton котфп pragmatфп asphaleias. . Но в действительности, с одной стороны, обряд посвящения доспехов врага в храме Юпитера выполнялся только в крайне редких случаях и не уходил корнями в древнее прошлое Рима [32] См.: Н. Flower. Традиция spoliaopim, 2000. . С другой стороны, используя слова Марру, "у подвига нет никогда [в Риме] характера единоличного деяния; он всегда тесно связан с общественным благом и общей славой... Римский герой своим мужеством или своей мудростью спасал родину от опасности... Выборы примеров, предложенных юному римлянину, заимствовались в национальной истории, а не в героической поэзии" (стр. 320).

Не в связи ли с этими римскими коллективными ценностями Арриан вполне понимает молчание старших офицеров Александра? Возможно, но это нельзя утверждать с уверенностью. Однако его сдержанность заметна. "Побежденный" собственным наслаждением и неспособностью "держаться подальше от опасностей", Александр отступает от перечня царских достоинств, которые Арриан и вся энкомиастическая традиция постоянно ему приписывают, а именно - от внутренней и гармоничной связи дерзости и рассудительности. То же самое, похоже, происходит и у Квинта Курция: "Александр осмелился на невероятное, неслыханное действие, которое было в большей степени чудом отваги, чем просто подвигом" [33] Квинт Курций IX 5.1: magis ad famam temeritatis quam gloriam insignem. . В этой фразе одновременно ощущается восхищение и сдержанность, как и в другом пассаже, где тот же автор выражает некоторую осторожность по отношению к безумной погоне, организованной Александром в ходе сражения при Гавгамелах. Царь "вел себя как победитель еще до того, как исход сражения стал бесспорным". Его горячность была столь сильна, что он вполне мог кинуться в погоню за беглецами "не столько с рассудительностью, сколько с нетерпением" [34] Квинт Курций IV. 16.29: in ullo ardore animi vix credi potest, prudentius quam avidius persecutus est. . Использованное в весьма оборонительном дискурсивном контексте, несколько витиеватое выражение, похоже, откликается на критику македонцев, высказанную против своего военачальника, который в данном случае позволил себе увлечься погоней (неустранимое желание найти Дария), вместо того чтобы продемонстрировать рассудительность (gnome).

В свою очередь, дискуссия очень напоминает то, что имело место перед сражением при Гранике. Парменион, как известно, советовал подождать следующего дня для того, чтобы попытаться перейти реку. Александр тогда ответил, что принять такую тактику "было бы недостойно славы македонцев и их привычки лететь навстречу опасности" [35] Арриан 1.13.6. . Передавая этот диалог, Плутарх следующим образом комментирует маневр Александра:

"Бросаясь навстречу стрелам в самое опасное место, посреди оружия и коней, в самую гущу, которая захватывала его и грозила поглотить его, он, казалось, руководил своей армией в совершенно безумной манере, и направлял армию, руководствуясь скорее безумной отвагой, чем рассудком" [36] Плутарх. Александр 16.4: игра противопоставлений слов на греческом языке manikos (бессмысленно) и gnome (разум, ум). .

Ситуация и дебаты напоминают довольно точно переговоры, которые, согласно Плутарху, происходили между Киром Младшим и Клеархом перед сражением при Кунаксе. Второй настойчиво советует первому не подвергаться личной опасности в первых рядах войска; он должен был скорее "держаться позади линии бойцов". В ответ следует резкая реплика Кира, весьма похожая на ту, которую высказал Александр в ответ Пармениону: принять такую тактику было бы недостойно его царских амбиций. И, осуждая Клеарха "зато, что он не выстроил греков перед царем", и освобождая Кира от ответственности за поражение, Плутарх тем не менее признает, что принц "сделал большую ошибку, смело бросившись без какой-либо предосторожности в самую гущу битвы, полной опасностей и риска" [37] Плутарх. Артаксеркс 8.2–3: me kindyneuein auton... те phylaxasthai ton kindynon (упреки Clearque). . У Диодора упреки выражены еще яснее: "Воодушевленный успехом своих войск, Кир поспешил врезаться Б гущу сражения и, злоупотребляя своей отвагой, собственноручно убил множество врагов. Он продолжал все яростнее сражаться, подвергая себя все большей опасности, пока не был сражен неизвестным персидским солдатом" [38] Диодор XIV.23.7: prokheiroteron к^упеифп. .