Антон Шиндлинг - Кайзеры

Пожалуй, важнейшим историческим свершением Фридриха Вильгельма и его круга следует считать то, что он подталкивал сомневавшегося Бисмарка к возобновлению имперской идеи и помог преодолеть сопротивление короля. При этом концепция принца вовсе не была однозначной. Безусловно, она приближалась к прогрессивно-либеральной модели империи и императора времен Франкфуртского парламента. Однако в этой идее было слишком много солдатского, слишком много эмоций и, несмотря на некоторую отстраненность в духе Киффхойзера, слишком большая доза романтизма. Эта идея была слишком близка к историческому полотну и слишком далека от устремлений Южной Германии, для того чтобы быть практически осуществимой. Антиклерикализм в этой концепции слишком легко переходил в немецкий национализм и примат государства. Фридрих Вильгельм ощущал себя «наследником тысячелетней традиции власти» (Freytag, 23) и жаждал «вернуть имперские регалии, по-воровски спрятанные в Вене» (1 октября 1871 года, Meisner 1926, 390), эта проблематика слишком волновала его сердце, для того, чтобы холодный разум сохранил верх.

В дальнейшем потребность впечатлительной натуры принца в гармонии усиливала разрыв между устремленностью в будущее и необходимости приспосабливаться к реальной сегодняшней ситуации. Бисмарк, как раньше, оставался для него чужим, принц не был допущен к принятию властных решений, но целиком и полностью подчинялся линии канцлера, по большей части неохотно, но, порой, как во времена культуркампфа, даже превосходил своей аптиримской свободолюбивой риторикой даже самого инициатора кампании, хотя и не одобрял некоторых его методов. Самое серьезное столкновение между наследным принцем и канцлером произошло в 1878 году после покушений. Фридрих Вильгельм был недоволен тем, что после того, как император получил серьезное ранение, он был назначен всего лишь заместителем, а не регентом. Однако, сгорая от гнева, подчинился всему, в том числе согласился и на обострение положения в результате роспуска рейхстага, издания закона против социалистов и вынесения смертного приговора террористу (Хеделю), который он должен был утвердить. Последнее доставило ему огромные моральные страдания, но, движимый чувством ответственности, он подписал приговор. Всем было ясно, что такая безоговорочная лояльность вызвана обстоятельствами, но все же временный правитель не произвел благоприятного впечатления на тех, кто собрался на Берлинский конгресс, который как будто специально был созван именно в ото время (июнь 1878 года) и где Бисмарк оставил на долю принца только представительские выступления. После выздоровления императора стиль «весны империи» — первых лет объединения — окончательно ушел в прошлое. Правящая верхушка по-прежнему мало обращала внимания на принца. Это касалось и внешней политики, где столь желанный для него союз с Англией становился нее менее вероятным, но, в еще большей мере, внутренней политики. При этом назначение принца председателем государственного совета в 1884 году как бы подчеркнуло конкуренцию между этим органом и рейхстагом. С этого момента образ Фридриха Вильгельма как носителя либеральных надежд неуклонно начинает меркнуть, что, естественно, отрицательно сказалось на его престиже. Его друзья и единомышленники, в том числе возможные кандидаты на должность канцлера, адмирал фон Штош, бывший баденский премьер-министр фон Роггенбах, обербургомистр Берлина фон Форкенбек — были в полном отчаянии. В отчаянии была и Виктория, «англичанка», популярность которой также стремительно падала. Если кто и был доволен таким развитием, то лишь старший сын принца — англофоб, антилиберал, в то время все еще социал-монархист и бисмаркиаиец — которому суждено было стать последним германским императором. Пропасть между родителями и сыном расширялась.

Два события, которые трагически переплелись между собой, стали высшей и, почти одновременно, последней точкой его жизни. Весной 1887 года было установлено, что у Фридриха Вильгельма рак. В начале, правда, диагноз обнаружившегося у него заболевания гортани был не столь однозначен. Выводы английского врача Маккензи и результаты гистологического исследования, проведенного ведущим патологоанатомом Германии Вирховом, еще оставляли некоторую надежду, в то время как другие врачи, в частности хирург Бергман, с самого начала были настроены скептически. Отсутствие единства среди медиков отсрочило операцию, которая с учетом уровня онкологической терапии в то время и без того была достаточно рискованной. Хирургическое вмешательство было предпринято лишь в феврале 1888 года, операцию выполнил Браман, ассистент Бергмана, но вес было сделано уже в явном цейтноте и в далеко не идеальных условиях Сан-Ремо на Итальянской Ривьере, где больной находился с осени прошедшего года. Трахеотомия, разрез гортани — вот все, что еще смог сделать хирург. Больной мог дышать, но до конца своих дней лишился голоса. Фридриху Вильгельму было 56 лет, смертельно больной, он был обречен на немоту и мучительные физические страдания. Вот в таком состоянии, через 4 педели после операции он получает известие о том, что в Берлине скончался его отец император Вильгельм I.

Царствование онкологического больного началось с мучительного путешествия в императорском поезде через заснеженные Альпы. Через закрытое окно Шарлоттенбургского дворца он устало приветствовал траурное шествие во время похорон отца. Болезнь не позволяла даже думать о какой-то активности, тем более о каких бы то ни было политических перестановках — даже при элементарном объяснении он вынужден был пользоваться жестами или писать. Так не был смещен старый канцлер и не был назначен новый — даже намек на перемену сразу же привел бы к политическому кризису и регентству. Даже акт династического эгоизма, так называемая «баттенбергская афера» — попытка организовать брак третьей дочери императора и бывшего болгарского князя Александра фон Баттенберга, закончился провалом, поскольку противоречил политическим планам Бисмарка в отношении России. От императора исходили только сигналы, косвенные личные импульсы, символические действия — ничего иного ситуация не допускала.

Одним из таких сигналов был выбор имени императора. Не Фридрих Вильгельм V (в прусской традиции), не Фридрих IV (в средневековой традиции) — второй Гогенцоллерн на императорском престоле назвал себя Фридрихом III, подчеркивая как бы связь с Фридрихом Великим, который символизировал слияние прусской традиции и духа Просвещения. Символическим сигналом стала также раздача наград по случаю начала нового царствования, когда были отмечены не только представители «системообразующего» дворянства, но также буржуазные деятели и даже лидеры оппозиции, такие, как Вирхов и фон Форкенбек, но не Теодор Моммзен или левый либерала Франц фон Штауфенберг. Император хотел наградить и их, но этому воспротивился Бисмарк. Но наибольшее впечатление произвел последний сигнал, единственный, который имел непосредственные политические последствия: Фридрих обругал и прогнал министра внутренних дел фон Путткаммера — ультраконсеватора, замешанного в избирательных манипуляциях. Это нанесло ощутимый удар по духу восьмидесятых годов, и попытки возродить аптинарламентаризм в последующие годы уже не смогли увенчаться значительными успехами.