Владимир Тихонов - История Кореи. Том 1. С древнейших времен до 1904 г.

Строгое запрещение на частное изготовление и продажу оружия, введенное сразу же после крестьянской войны на севере страны, не помогло: бунты поднимались в одном районе за другим практически каждый год. В 1813 г. восставшие крестьяне на острове Чеджудо, расправившись с присланными из столицы чиновниками, на некоторое время практически захватили остров в свои руки. В следующем году голодающая беднота подняла бунт в самой столице, крайне напугав двор и чиновничество. В 1815–1820 гг. волна наводнений по всей стране — особенно сильных в плодородных южных провинциях — привела к массовым голодовкам и беспорядкам. В 1821 г. в Корею из Китая пришла эпидемия холеры, унесшая десятки тысяч жизней. Громадный ущерб был нанесен также практически всем районам страны смертоносной волной наводнений в 1832 г. Природные катастрофы, в сочетании с административным хаосом, не позволявшим вовремя оказывать эффективную помощь сотням тысяч голодающих, вели тысячи отчаявшихся людей к нищенству или бандитизму: фактически во многих сельских районах обстановку контролировали уже не чиновники, а разбойничьи банды. В городах, в свою очередь, все чаще стали обнаруживаться анонимные «грамотки», критиковавшие двор и власти и призывавшие народ к возмущениям. Одно из таких возмущений вспыхнуло в Сеуле в 1833 г.: возмущенная спекуляциями искусственно вздувавших цены на рис монополистических «придворных фирм», толпа начала громить лавки и склады. В этой обстановке все более популярным, несмотря на запрещения и жестокие преследования, становится католицизм. С возрастанием числа верующих до нескольких десятков тысяч человек, Корея была в 1830 г. выделена Римом в отдельный апостольский викариат. С 1836 г. в Корею непосредственно проникают французские миссионеры, тем самым фактически кладя конец изоляции страны от европейской сферы влияния.

С расширением европейской торговли и миссионерской деятельности на Дальнем Востоке, а особенно после победы Великобритании над Китаем в первой опиумной войне (1839–1842), с подписанием неравноправного Нанкинского договора (1842 г.) между этими двумя странами, фактически означавшего начало превращения Китая в полуколониальную периферию Европы, изоляция Кореи была обречена. Уже в 1816 г. корабли Великобритании — гегемона европейского капиталистического мира XIX в. — произвели картографическую съемку корейского побережья, после чего контуры Кореи на европейских картах стали довольно точными. В 1832 г. английское судно «Лорд Амхерст» было послано к корейским берегам с требованием открыть страну для торговли с Европой, а находившейся на его борту голландский протестантский священник попробовал начать среди жителей проповедь протестантизма, впрочем, без особого успеха. События в Китае — нараставший конфликт между английскими торговцами опиумом и китайскими властями, вскоре вылившийся в первую опиумную войну, — весьма встревожили корейское правительство, казнившее в 1839 г. после жестоких пыток трех проникших в страну французских миссионеров и десятки корейских верующих (среди которых немало было женщин и подростков). Однако общей тенденции к укреплению корейского религиозного «подполья» и расширению его связей с внешним миром не могли сдержать никакие репрессии. В 1837 г. кореец Ким Дэгон (Андрей) из католической семьи, уже давшей церкви несколько мучеников, был отправлен французскими миссионерами на учебу в семинарию в Макао (позже — в Шанхае), где он — впервые в истории Кореи — выучил латинский и французский языки и был в 1845 г. — первым из корейских верующих — посвящен в священники. По возвращении в Корею в 1846 г. он был схвачен и казнен, но его пример возбудил во многих других верующих интерес к европейскому образованию и культуре. Расправа над миссионерами побудила Францию к посылке к корейским берегам в 1846–1847 гг. военных судов, с которыми корейскому правительству были переданы письменные требования о прекращении антикатолических гонений и открытии страны для торговли. Отрицательный ответ корейских властей французским представителям, пересланный через Китай, положил начало дипломатическим контактам между Кореей и Европой.

Определенный эффект, однако, французские протесты принесли: с середины 1840-х гг. преследования католиков смягчились, что позволило новой группе французских миссионеров проникнуть в страну и наладить активную работу в быстро увеличивавшейся католической общине, печатая религиозные книги на корейском языке, строя подпольные церкви и даже переправляя молодых христиан на учебу за границу. К концу 1850-х гг. в стране нелегально жило 12 французских священников, паства которых насчитывала более 20 тыс. человек. Объективный ход исторического процесса требовал от корейских властей легализации и расширения контактов с Европой, а также спешной перестройки армии и бюрократии на европейский лад и развития экономики на новой, индустриальной базе. Однако конфуцианская верхушка, плохо разбиравшаяся в ситуации в мире и по-прежнему относившая европейцев к «досаждающим Китаю пограничным варварам», была совершенно неспособна даже на те скромные реформы, что предлагались некогда «северной школой». Даже самые умеренные представители конфуцианской ортодоксии 1840-1850-х гг. искренне считали, что со временем торгующие с Китаем европейцы усвоят, как некогда монголы или маньчжуры, конфуцианские принципы и перестанут представлять опасность для региона. Более радикальные ортодоксы классифицировали европейцев как «полулюдей-полузверей», а в христианстве видели «врага небесных принципов». В то время, как соседи — Китай и Япония — уже начали, хотя бы и в ограниченных масштабах, переводить европейские сочинения и производить европейское оружие, Корея теряла время, упуская последние возможности предотвратить иностранную агрессию и модернизировать страну самостоятельно.

В 1850-е — начале 1860-х гг. ситуация как вокруг Кореи, так и внутри страны вновь обострилась. Формальный «сюзерен» Кореи, Китай, терпел одно унизительное поражение за другим от англо-французских войск во второй опиумной войне (1858–1860 гг.). Захват англофранцузским корпусом в 1860 г. Пекина, сопровождавшийся разрушениями, сожжением императорской резиденции и гибелью ряда культурных ценностей, поверг корейские власти в шок, вызвав у них глубокое ощущение кризиса: если даже могущественный Китай оказался столь бессилен перед «варварами», то что же говорить о его «вассале», Корее? Весть о подписании Китаем новых неравноправных договоров с европейскими державами в 1860 г. вызвала у корейской элиты серьезные сомнения в реальной способности «суверена» защитить своего корейского «вассала» в случае европейского вторжения, осознание необходимости срочного укрепления собственных вооруженных сил. Немалым шоком для корейских правящих кругов было и подписание Японией, под нажимом американской эскадры, неравноправных договоров с европейскими державами в 1854–1858 гг. С другой стороны, в обстановке нагнетавшейся «сверху» уже полвека антикатолической, антиевропейской истерии, мало кто из представителей корейской конфуцианской верхушки осмеливался публично одобрить проводившиеся Китаем с начала 1860-х гг. мероприятия по «самоусилению», включавшие, в частности, приглашение европейцев на службу и заимствование передовой европейской техники.