Владимир Тихонов - История Кореи. Том 1. С древнейших времен до 1904 г.

Если французские попытки силой «открыть» Корею были в основном связаны с соображениями государственного престижа и традиционной политикой поощрения католического миссионерства, и в гораздо меньшей степени — с реальными торговыми интересами, то американский интерес к Корее с самого начала носил ярко выраженный коммерческий характер. В условиях упрямой изоляционистской политики Тэвонгуна, настойчивый «торговый экспансионизм» американцев не мог не привести, в конце концов, к серьезному «лобовому столкновению». Поводом послужила судьба американского торгового судна «Генерал Шерман», зафрахтованного английской торговой фирмой для осуществления экспедиции в северную часть Кореи. Европейцев давно уже интриговали слухи о якобы изобилующих золотом древнекорейских государевых могилах по р. Тэдонган; кроме того, торговые и судовладельческие фирмы на Дальнем Востоке соперничали друг с другом, стремясь первыми «пробиться» на неизведанный корейский рынок. «Капитан Шерман», нагруженный различными европейскими товарами, с командой из 24 человек (в основном китайские и малайские матросы), пристал в устье р. Тэдонган, но сразу же натолкнулся на решительный отказ корейских властей даже начинать переговоры о торговле: в стране действовал указ Тэвонгуна, запрещавший любой импорт европейских товаров. В то время, как власти приняли судно за английское (о существовании США корейские провинциальные чиновники того времени практически не знали) и сочли матросов «китайскими пиратами», католики из окрестностей Пхеньяна решили, что корабль был послан французскими властями, что бы избавить их от гонений: изображение королевы Виктории на привезенных матросами открытках было принято по ошибке за портрет Девы Марии. Довольно скоро грубое поведение команды привело к столкновениям с местными жителями, и губернатор провинции Пхёнан, сирхакист Пак Кюсу, почел за лучшее, последовав приказу Тэвонгуна, сжечь корабль традиционным способом — направив на него флотилию горящих лодок. Члены команды, сумевшие выбраться на берег, были убиты, а металлические детали корабля — подняты из воды и отправлены в Сеул, где их пытались использовать для воспроизведения европейского судна, но неудачно. Инцидент, — о котором американские дипломаты в Китае скоро узнали через корейских католиков и французских миссионеров — дал американской стороне желанный повод приступить к «открытию» Кореи для торговли с применением силы. Вначале американцы хотели провести «карательную экспедицию» с французским участием, но потом решили действовать самостоятельно.

Решение «наказать» Корею за «оскорбление американского флага» было принято главой миссии США в Пекине Ф.Лоу и командующим Азиатским флотом США контр-адмиралом Дж. Роджерсом: последний взял на себя личное командование «карательной экспедицией», состоявшей из 5 кораблей и примерно 1200 солдатов и матросов. В задачи экспедиции входило принудить корейскую сторону, по возможности, к заключению торгового договора или соглашения с США, а также произвести картографическую съемку побережья, дабы иметь потенциальную возможность планировать военные операции в Корее в будущем. В июне 1871 г. американская эскадра подошла к острову Канхвадо и вскоре была атакована береговыми корейскими батареями: корейские военные исполняли приказ Тэвонгуна о решительном сопротивлении любым попыткам европейцев проникнуть в страну. Атака, не принесшая практически никакого урона американцам (ввиду низких огневых возможностей устаревшей корейской артиллерии), дала им еще один предлог для развязывания боевых действий. Американский десант при поддержке артиллерии захватил несколько фортов на острове Канхвадо, понеся, ввиду несравненного превосходства в вооружении, лишь незначительные потери и почти полностью уничтожив при этом корейские гарнизоны (около 250–300 человек, по разным подсчетам). Реляции Дж. Роджерса показывают, что защитники фортов сражались с изумлявшим американцев ожесточением и храбростью, предпочитая смерть плену, но были беззащитны перед огневой мощью артиллерии и стрелкового оружия противника. Попытка американцев продвинуться в сторону Сеула не увенчалась успехом и, поняв, что ни на какие переговоры режим Тэвонгуна идти не намерен, Дж. Роджерс предпочел в итоге отвести свою эскадру обратно в Китай. Обе стороны считали себя победителями: Дж. Роджерс и Ф.Лоу были уверены, что успешный штурм корейских фортов повысили престиж США в регионе и показали корейскому правительству степень военно-технического превосходства американцев, а Тэвонгун, считал, что к отступлению интервентов принудила «моральная высота наших принципов» и даже сложил триумфальное стихотворение о том, что, «как бы ни застилала Поднебесную пыль с европейских кораблей, солнце страны на Востоке [Кореи] будет сиять вечно». Желая подчеркнуть правильность и успехи своей политики, Тэвонгун прибег к бесцеремонному искажению результатов столкновения: если реальные потери американцев и корейцев были несопоставимы по величине (3 убитых американца на 250–300 погибших защитников острова Канхвадо), то в официальном сообщении корейского правительства они выглядели совсем иначе (якобы погибло лишь 53 корейских солдата). Искажения и фальсификации должны были скрыть от населения губительный для авторитета режима факт: реальных возможностей для действенного сопротивления европейской агрессии, будь та предпринята всерьез и в крупном масштабе, корейские власти не имели.

Жесткая антизападная политика, вполне средневековая по уровню опоры на метафизическую догматику (Запад подавался как «нарушитель космических принципов») и в то же время в определенном смысле «протонационалистическая» (Тэвонгун начал слегка третировать «сюзерена» Кореи, Китай, за «слабость перед лицом варваров»), вызывала сильные симпатии у значительной части янбанства . Однако народного возмущения янбанским сословным режимом она уменьшить уже не могла. В 1869–1872 гг. по стране прокатывается новая волна антиправительственных выступлений «низов», характеризовавшихся значительно более упорным, ожесточенным характером, в частности, более широким использованием оружия. Казни организаторов и вдохновителей выступлений — обычно популярных религиозных деятелей даосско-шаманского толка, использовавших разного рода апокрифические «пророческие книги» для того, чтобы поднять крестьян на борьбу, — лишь усиливали и без того господствующие в массах антиправительственные настроения. Однако к началу 1870-х гг. недовольство Тэвонгуном стало распространяться и на широкие янбанские слои. Особенный протест янбанов вызвали предпринятые Тэвонгуном меры по «упорядочению» школ-академий — совонов . Считая совоны , прежде всего, центрами консолидации «партий» и зная, какое количество освобожденной от налогообложения земли находится в руках этих институтов, Тэвонгун в 1871 г. повелел закрыть все совоны страны, кроме 47 наиболее почитаемых. Мера эта — несомненно, необходимая для покрытия растущих военных расходов, — не могла не вызвать ожесточенного противодействия в янбанской среде, для которой школы-академии были важнейшей частью «благородного» быта, а также символом сословного престижа и авторитета в округе. Но, кроме этого, совоны были и важным образовательным институтом, и их закрытие серьезно ухудшало образовательные перспективы молодого поколения провинциального янбанства . По небогатым сельским янбанам — так же, как и по простолюдинам, — больно била и подстегиваемая фискальными мерами Тэвонгуна инфляция, рост цен. В конце концов, группа влиятельных ученых янбанов , возглавляемая старым противником Тэвонгуна (и в то же время активным идеологом бескомпромиссной борьбы с Западом), Чхве Икхёном (1833–1906), начала активную петиционную кампанию, призывая Тэвонгуна уйти из политики и передать бразды правления в руки уже достигшего совершеннолетия Коджона. Кампания эта довольно скоро увенчалась успехом: чувствуя свою растущую непопулярность и не желая идти на конфликт с общественным мнением в среде господствующего сословия, Тэвонгун в конце 1873 г. добровольно отошел от дел, передав все реальные полномочия сыну. На практике, однако, значительное влияние при дворе слабого и легко внушаемого Коджона принадлежало его жене, жесткой, решительной и честолюбивой государыне Мин (1851–1895), и ее клану Минов, быстро выдвинувшему своих членов и их протеже на все основные должности. Новый режим отменил многие меры предыдущего (в частности, прекратил ввоз китайской монеты, но разрешил импорт западных товаров через Китай), но очень скоро столкнулся все с теми же старыми проблемами — хроническими финансовыми трудностями и периодическими народными восстаниями.