Владимир Тихонов - История Кореи. Том 1. С древнейших времен до 1904 г.

4. Симбирцева Т. М. «Участие корейских отрядов в военных столкновениях Китая с Россией на Амуре в 1654 и 1658 гг. — первая встреча русских и корейцев» // Вестник Центра корейского языка и культуры . Вып. 5–6. СПб., 2003. С. 118–150.

5. Симбирцева Т. М. «Дневник генерала Син Ню 1658 г. — первое письменное свидетельство о встрече русских и корейцев» // Проблемы истории, филологии, культуры . Вып. XIII. М. — Магнитогорск, 2003. С. 336–343.

6. Симбирцева Т. М. «Первые изображения Кореи на русских географических картах XVII века» // Восточная коллекция. 2007, № 4. С. 12–20.

7. Deuchler, М. «Social and Economic Developments in Eighteenth-Century Korea». In Reid A. (ed.). The Last Stand of Asian Autonomies: Responses to Modernity in the Diverse States of Southeast Asia and Korea, 1750–1900 . New York: St. Martin's Press, 1997.

8. Kang Mangil. «Merchants of Kaesong». In International Cultural Foundation (ed.). Economic Life in Ko rea. Seoul: The Si-sa-yong-o-sa Publishers, Inc., 1978.

9. Kim Haboush Jahyun and Deuchler, M. (eds.). Culture and the State in Late Choson Korea . Cambridge, MA: Harvard University Asia Center, 1999.

10. Palais, J. B. Confucian Statecraft and Korean Institutions: Yu Hyongwon and the Late Choson Dynasty. Seattle: University of Washington Press, 1996.

11. Setton, M. «Tasan's 'Practical Learning» // Philosophy East and West , Vol. 39, Issue 4, 1989, pp. 377–392.

12. Van Hove, H.J. Hollanders in Korea . Utrecht: Spectrum, 1989.

Заключение с Японией неравноправного договора обострило и без того кризисную обстановку в стране. Как и предупреждали сопротивлявшиеся подписанию договора консервативные конфуцианцы, вывоз корейского сырья в Японию нанес сильный удар по традиционной аграрной экономике. Так как наибольшим спросом на японском рынке пользовались корейские рис и бобы, цены на эти товары в конце 1870-х гг. значительно выросли. Удорожание основных пищевых продуктов тяжело отразилось на положении городской и сельской бедноты. Правительство также испытывало трудности в закупках риса для выдачи довольствия солдатам и мелким столичным чиновникам. Экспорт корейского текстильного сырья (хлопка) в Японию лишил местное ткацкое производство всяких перспектив развития, превратив Корею в рынок для привозимой японскими купцами дешевой западной (в основном английской) фабричной продукции. От массового экспорта корейских продуктов в Японию выиграли лишь местные компрадоры (корейские агенты японского купечества в открытых портах и столице) и крупные землевладельцы. Последние активизировали скупку крестьянских земель, ускорив тем самым процесс обезземеливания и деклассирования в деревне. Видя, сколь деструктивно влияет свободная распродажа ресурсов на ситуацию в стране, правительство попыталось защитить свой рынок, обложив японских торговцев в Пусане пошлиной (1878 г.). Последние, однако, разразились по адресу корейских властей бурными протестами, ссылаясь на отсутствие положений о тарифах в Канхваском договоре. Японское правительство всецело поддержало действия японского купечества в Корее, направив в Пусан военные корабли и оказав нажим на сеульские власти. В итоге Коджон был вынужден пойти на попятную. Вопрос о тарифах был снят с повестки дня «до достижения двухстороннего соглашения с Японией». Не имея, как и любая другая периферийная страна в мировой капиталистической системе, возможностей защитить свой рынок протекционистскими мерами, Корея была обречена на положение сырьевого придатка и рынка сбыта для европейской и японской индустрии.

Новые противоречия «наложились» к концу 1870-х годов на старые конфликты, свойственные позднему традиционному обществу: неэффективность бюрократического аппарата, чиновничий произвол, аграрное перенаселение. Ситуацию еще более осложнила серия обрушившихся на страну природных бедствий: пожары (1876 г.), неурожаи (1876, 1879 гг.), эпидемия занесенной из Японии холеры (1879 г.). Результатом стали вспыхивавшие каждый год бунты, как на местах, так и в Сеуле. Бунтовали не только крестьяне и городская беднота, но и столичные солдаты, недовольные хроническими задержками с выплатой рисового довольствия (1877 г.). Деклассированное население городов и деревень сбивалось в шайки «поджигателей» ( хваджок ), которые нередко блокировали сообщение между различными районами страны. Объектами воровства и грабежей становились даже центральные административные органы в столице. Против «бандитов» высылались карательные отряды с пушками (1880 г.), но это не меняло общей ситуации. Недовольство населения японской торговой экспансией выражалось в нападениях на японских купцов. Камнями забросали и кортеж посетившего Сеул японского посланника Ханабусы при въезде в столицу (1879 г.). Хронический внутренний беспорядок, с которым слабеющий двор был не в силах справиться, являлся серьезным препятствием на пути развития местного капитализма. В то же время он давал японцам предлог для принятия в отношении Кореи более жестких мер «ради установления порядка в стране».

В условиях углубляющегося кризиса среди правящей верхушки постепенно консолидировались две враждебные друг другу группировки. С одной стороны, с установлением дипломатических отношений с Японией сановники двора получили доступ к информации о реальном положении дел в мире. Корейское посольство, посетившее Японию в 1876 г. (после подписания Канхваского договора), было поражено уровнем оснащения и выучки европеизированной японской армии, равно как и успехами Японии в заимствовании европейских технических новшеств: пароходов, телеграфа, и т. д. Представление о японцах как о «варварах» и самодовольная убежденность в том, что лишь Корея является «единственным подлинным хранителем» цивилизации, пока что не претерпели коренных изменений, но реальный расклад сил в мире и регионе стал видеться придворной элите совсем по-другому. Постоянной темой для обсуждений во дворце стала беспокойная ситуация в мире, уподоблявшаяся эпохе «Воюющих Царств» (453–221 гг. до н. э.) в истории Древнего Китая, когда сильные государства безжалостно уничтожали более слабых соперников. Крепло осознание того, что в эпоху всевластия европейских держав формальный сюзерен Кореи, маньчжурский Китай, на практике не способен защитить страну от серьезной агрессии. Узкому кругу высших придворных из наиболее влиятельных янбанских кланов становилось все более ясно, что лишь заимствование достижений западной технологии, прежде всего военной, может спасти Корею от колонизации империалистическими державами. К реформаторской тактике подталкивал и пример Китая, проводившего в этот период политику «самоусиления» — заимствования западной технологии для военных и промышленных нужд, развития путей сообщения, поощрения первых зачатков индустриального производства. Серьезно опасаясь, что военное бессилие Кореи приведет к захвату полуострова одной из европейских держав, (что, в свою очередь, создаст угрозу китайским границам), Китай также осторожно подталкивал сеульские власти к расширению международных связей и заимствованию собственного опыта по усилению армии. Реформаторские идеи находили поддержку у сравнительно небольшого числа столичных чиновников, в основном из числа учеников поздних сирхакистов (особенно активны были ученики Пак Кюсу — внука известного сирхакиста XVIII в. Пак Чивона). Заимствование «варварских» технических достижений оправдывалось модной в то время в реформаторских кругах Китая теорией, согласно которой «восточное Дао» (традиционная конфуцианская этика и политический строй) и «западные умения» могут уживаться друг с другом, т. е. ограниченные, контролируемые реформы «сверху» не угрожают привилегиям конфуцианской элиты. Идеи придворных реформаторов поддерживались некоторыми зажиточными чунъинами (в основном переводчиками и врачами), обогащавшимися на торговле с Китаем и Японией и имевшими доступ к выходившей в Китае литературе и современном западном мире. Однако серьезной массовой базы придворные реформаторы не имели. Мелкие и средние землевладельцы, составлявшие основную часть правящего класса, видели в вывозе аграрного сырья за границу прежде всего угрозу стабильности в деревне, а в распространении западных идей — угрозу освящавшей сословно-классовую систему страны конфуцианской идеологии.