Владимир Тихонов - История Кореи. Том 1. С древнейших времен до 1904 г.

Именно мелкие и средние землевладельцы, в подавляющем большинстве своем отчужденные от центральной власти, и составили основную опору идеологической оппозиции реформаторам в среде правящего класса — движению «против ереси, в защиту ортодоксии» ( виджон чхокса ). Идеологи движения — известные философы и литераторы Чхве Икхён (1833–1906), Ким Пхёнмук (1819–1888) и другие — утверждали, что западные державы, «ничем по натуре не отличаясь от диких зверей», «идут вразрез с небесными законами» и ведут «истинную» (т. е. конфуцианскую) цивилизацию к деградации и гибели. Действия империалистических держав описывались представителями этого направления в терминах глобальной, космической катастрофы: «устои Неба» рушились, «Путь древних государей и мудрецов» утрачивался, цивилизация возвращалась к первобытному состоянию. Воспринимая превращение традиционных обществ Китая и Кореи в периферию капиталистического мира в крайне идеологизированных терминах, вожди конфуцианской ортодоксии в то же время достаточно объективно отмечали конкретные негативные последствия капиталистической экспансии для Кореи. Так, они осознавали, что обмен корейского аграрного сырья на западные промышленные изделия, обогащая западную буржуазию и японских посредников, приводит корейское общество к кризису: если корейский спрос на иностранные фабричные изделия лишь увеличивает прибыль западных фабрикантов, то иностранный спрос на корейский рис, при ограниченности урожаев, вызывает скачок в ценах и массовые голодовки среди бедноты. Идеологи конфуцианства вполне реалистично предсказывали, что экономическая и религиозная экспансия Запада и Японии в конце концов перерастет в вооруженную агрессию, направленную на окончательное закабаление страны. При этом на причины популярности католицизма среди определенной части крестьянства и горожан конфуцианские консерваторы смотрели вполне реалистично. Духовный наставник Чхве Икхёна и Ким Пхёнмука, известный конфуцианский философ Ли Ханно (1792–1868), писал уже в начале 1860-х годов: «Причина того, что западные варвары так дерзко проникают в нашу страну — в том, что наши простолюдины симпатизируют им. Симпатизируют им простолюдины из-за ненависти к государству, а ненависть эта порождена разгулом взяточничества и вымогательства, отнимающих у народа надежду на спокойную жизнь». Привлечь народ вновь на сторону монархии можно было бы, по мнению Ли Ханно, через уравнительное наделение крестьянских хозяйств землей; но и он сам, и его ученики хорошо осознавали утопичность этой идеи для современной им Кореи.

Рис. 4. Ли Ханно — крупнейший идеолог конфуцианского консерватизма в Корее XIX в.

Вопреки оптимистическим представлениям окружения Коджона о Японии как традиционном «друге и соседе», якобы «в корне отличном» от агрессивных западных держав, конфуцианская оппозиция утверждала, что вестернизированная Япония ничем не будет отличаться от своих западных «учителей» в области внешней политики. Конфуцианские философы настойчиво предупреждали двор, что для «японских зверей в человеческом облике» договор о «дружбе» с Кореей — лишь клочок бумаги: они приступят к прямой вооруженной агрессии при малейшей возможности. Однако никакой практической альтернативы модернизации по западному образцу ортодоксы предложить не могли. Их рекомендации сводились к безусловному отказу от любых контактов с «заморскими разбойниками». На случай же, если разгневанные «разбойники» попробуют вторгнуться в Корею, рекомендовалось «взять на службу талантливых и верных подданных из провинции», «казнить предателей» и вооружить простонародье для отпора врагу. Окружение Коджона, представлявшее себе боевую мощь вооруженной новейшими европейскими ружьями и пушками японской армии, не могло относиться к подобным советам серьезно. Но и пренебрегать конфуцианской оппозицией опасно ввиду влиятельности ортодоксов в провинции. В условиях хронического недовольства подавляющего большинства непривилегированного населения, выражавшегося в ежегодных бунтах во всех частях страны, правительство не могло рисковать потерей опоры в среде господствующего класса. В итоге, в 1876–1880 гг. какие-либо практические реформы не осуществлялись. Страна оставалась столь же беззащитна, как и в момент, когда ей был силой навязан Канхваский договор.

Рис. 5. Китайская карта мира 1730 г., служившая в Корее важным источником представлений о мире вплоть да конца XIX в. В центр мира на этой карте помещены «центральные равнины» (т. е. сам Китай), а Европе отведено незначительное место на периферии.

В то же время в Японии аналогичный период ознаменовался созданием первых современных частных банков (1876 г.), прокладкой первой железной дороги (1877 г.), основанием газеты «Асахи» (1879 г.), приватизацией построенных государством первых современных промышленных предприятий (1880 г.). В то время, как Корея теряла время, строительство современного капиталистического общества шло в Японии быстрыми темпами. В 1878 г. японский финансовый капитал приступил к экспансии на Корейском полу-острове — в Пусане открылся первый филиал японского банка «Дайити Гинко», сыгравшего позднее существенную роль в подчинении корейской экономики японскому капиталу. В открытых портах началась беспрепятственная циркуляция японской валюты. Дальнейшее промедление в осуществлении реформ означало превращение Кореи в полностью зависимый придаток японского рынка. Однако толчок преобразованиям был дан не ухудшающимся со дня на день экономическим состоянием страны, а внешнеполитическими событиями 1880–1881 гг.

Рис. 6. Контраст между визуальными имиджами Японии и Кореи в конце XIX — начале XX вв. японский порт Йокогама (слева) и Чонно, центральная улица корейской столицы (справа). Электричество и зачатки современной промышленности уже появились в Корее (см. линии электропередачи и дымящиеся трубы на снимке справа), а вот каменная застройка западного типа оставалась большой редкостью. Выявившееся уже к началу 1880-х гг. отставание страны в плане построения современных общественных институтов, инфраструктуры и промышленности сделало «догоняющее» — прежде всего по отношению к Японии — развитие императивом для корейских интеллигентов-«западников».