Чайна Мьевилль - Октябрь [litres]

Обычным мартовским днем на общем заседании Петросовета обсуждались следующие вопросы: заговор царской полиции против союза социал-демократов, деятельность комиссии по борьбе с погромами в южных губерниях, обращение к петроградским пекарям с призывом не прерывать свою работу, решение спора об офисном помещении между двумя печатными изданиями; захват Аничкова дворца, распространение плакатов, объясняющих решения Главного продовольственного комитета. Затем значились: некие (не конкретизированные, поэтому интригующие) переговоры с Временным правительством, идея создания солдатской газеты, нерешенный вопрос относительно Петропавловской крепости, конфликт между рабочими и солдатами по поводу распространения хлеба, прием делегаций (а также жен) из различных гарнизонов, вопрос по американскому посольству. И этот перечень не был исчерпывающим.

Такой восторженный хаос мог показаться кошмарным (или странным) карнавалом – все зависело от точки зрения наблюдателя.

Кадеты, меньшевики, эсеры, большевики – все понимали принципиальную значимость Петроградского гарнизона и все стремились создать те структуры, через которые можно было бы оказывать влияние на него. Большевики, в отличие от остальных, сделали это весьма быстро (уже 10 марта) и весьма энергично. Соответствующую Военную комиссию возглавили Владимир Невский, Сергей Богдатьев, Николай Подвойский и Даниил Сулимов – все они (кроме Сулимова) относились к левому крылу партии.

В этот период они воспринимались солдатами не особенно дружелюбно. Однако они проявили упорство, и менее чем через две недели после создания комитета Николай Подвойский и его товарищи пригласили представителей Петроградского гарнизона на учредительное собрание военной организации при большевистской партии, по итогам которого в последний день марта была сформирована Военная организация при ЦК РСДРП (б).

Почти сразу же после Февральской революции Николай Подвойский заявил, что «революция еще не окончена; она только начинается». Военная организация большевиков с самого начала находилась в руках таких независимо настроенных, энергичных, бескомпромиссных большевиков из числа левых. Они неоднократно нарушали партийную дисциплину – и иногда с весьма драматическими последствиями.

12 марта стало свидетелем усиления более умеренных представителей партии большевиков. В тот день были похоронены 184 жертвы Февральской революции (точная цифра жертв неизвестна), которые были убиты в ходе уличных боев. Это было массовое захоронение. На Марсовом поле, большом парке в центре Петрограда, были вырыты длинные глубокие рвы могил.

С раннего утра до поздней ночи прошли сотни тысяч скорбящих. На улицы столицы, возможно, вышел миллион человек. Они медленно сходились на Марсово поле из разных частей города, неся гробы, задрапированные в красную ткань. Это была новая религия без религии. Играла траурная музыка. Каждая колонна представляла свою воинскую часть, свой завод, свое учреждение, свою организацию, свою партию. Были колонны, представлявшие различные этнические группы – еврейскую социалистическую партию Бунд, армянскую революционную партию «Дашнакцутюн», другие национальные партии. Была и колонна слепых, которая несла свои жертвы. Никто не останавливался, не произносил речей. Все молча передавали своих павших товарищей сотрудникам ритуальной компании, а в Петропавловской крепости, находившейся через реку, во время погребения производили оружейные залпы. Живые шли по снегу, по деревянным мосткам, проложенным между лабиринтом могил. По выражению Анатолия Луначарского, погибшие во время событий Февральской революции не были жертвами, они были героями, чья судьба вызывет не скорбь, а зависть.

В то время как участники похорон пели псалмы и поминали погибших, в столицу из сибирской ссылки возвращались трое партийных активистов из числа ветеранов. Первым был старый большевик Лев Каменев, женатый на сестре Льва Троцкого Ольге Бронштейн, близкий товарищ Ленина, хотя он и считался «плаксивым» партийцем (за ним числился один почти невероятный шаг, который он позже стыдливо отрицал, – он высказывался за отправку телеграммы Михаилу Романову со словами благодарности за его решение отказаться от престола). Вместе со Львом Каменевым были бывший депутат Государственной думы Матвей Муранов, прославившийся тем, что, несмотря на угрозу смертной казни, занял жесткую («пораженческую») позицию в Госдуме, и член ЦК РСДРП (б) некий Иосиф Сталин.

Сталин в то время, конечно же, еще не был тем самым Сталиным. Сегодня любая информация о революции сопровождается упоминанием этого призрака из будущего, «дядюшки Джо», усатого чудовища с пронзительным взглядом, мясника, главного архитектора гротескного, убийственного, деспотического государства. В последующем целые десятилетия будут вестись дебаты о причинах возникновения сталинизма, будут написаны толстые тома о жестокости этого человека и его режима. Но все это будет еще впереди.

А сейчас, в 1917 году, Сталину не исполнилось еще и сорока лет. Он был просто Сталиным, Иосифом Джугашвили, известным своим товарищам как Коба, бывшим учащимся грузинской духовной семинарии и бывшим вычислителем-наблюдателем физической обсерватории, давним большевистским активистом. Талантливым, пусть и не блестящим, организатором. В лучшие минуты – вполне адекватным интеллектуалом, в худшие – вызывающим раздражение. По существу, он не принадлежал ни к левому, ни к правому крылу партии, поскольку был готов менять ориентацию как флюгер. Он производил впечатление человека, который не производит сильного впечатления. Николай Суханов вспоминал о нем как о «бесцветной личности».

В отношении Сталина у членов большевистской партии были определенные сомнения: ведь не случайно он стал членом Русского бюро ЦК РСДРП только с правом совещательного голоса – с учетом, как было сказано, «определенных особенностей его личности, присущих ему». Было бы хорошо, если бы остальная характеристика Сталина, которую дал Николай Суханов, оказалась правдой: по его словам, Сталин оставлял мимолетное впечатление, «время от времени смутно где-то маячил, не оставляя никаких следов».

Почти сразу по приезде в Петроград трое бывших ссыльных организовали нечто вроде переворота в большевистском печатном органе «Правда», устроив 13 марта Матвея Муранова в качестве его редактора. После этого газета стала придерживаться умеренного курса.

15 марта Лев Каменев писал:

«Не дезорганизация революционной и революционизирующейся армии и не бессодержательное «долой войну» – наш лозунг. Наш лозунг: давление на Временное правительство с целью заставить его открыто, перед всей мировой демократией, немедленно выступить с попыткой склонить все воюющие страны к немедленному открытию переговоров о способах прекращения мировой войны. А до тех пор каждый остается на своем боевом посту».