Чайна Мьевилль - Октябрь [litres]

28 августа сотрудник министерства иностранных дел в Могилеве князь Трубецкой отправил телеграмму Терещенко. «Весь командный состав, подавляющее большинство офицерского состава и лучшие строевые части армии пойдут за Корниловым, – предсказывал он. – На его сторону встанет в тылу все казачество, большинство военных училищ, а также лучшие строевые части… Следует присоединить превосходство военной организации над слабостью правительственных организмов».

В Петрограде мобилизация против контрреволюции ускорилась, но новости были стабильно мрачны. В городе слышали, что войска Корнилова достигли Луги, революционный гарнизон которой сдался. Девять эшелонов с войсками проехали станцию Оредеж. Реакция приближалась.

В ответ Совет и многие левые, не исключая большевиков, проявляли панику. Но петроградские рабочие и солдаты в своей массе реагировали по-другому. Мрачные уверения Трубецкого в том, что «в большинстве… народной и городской массы, притупившейся ко всему, – равнодушие, которое подчиняется удару хлыста», были полностью ложными.

Солдаты мобилизовались тысячами против надвигающегося переворота. На заводах рев гудков и сирен собирал рабочих. Они предпринимали заранее продуманные и теперь усиленные меры безопасности и организовывались в боевые отряды.

Некоторые организации предвидели опасность. Петроградский межрайонный комитет Советов, например, уже давно предупреждал о такой угрозе, и он был готов к срочным действиям. Викжель распорядился задерживать «подозрительные телеграммы» и следить за передвижением войск. Ко второй половине дня 28 августа созданный по предложению Вайнштейна Комитет для борьбы с контрреволюцией уже действовал.

По договоренности комитет состоял из представителей меньшевиков, эсеров, большевиков и других демократических организаций. По словам Суханова, «эти массы – поскольку они были организованы – были организованы большевиками и шли за ними. Без нее [организации большевиков. – Ред .] Военно-революционный комитет был бессилен; без нее он мог бы пробавляться одними воззваниями и ленивыми выступлениями ораторов, утерявших давно всякий авторитет. С большевиками Военно-революционный комитет имел в своем распоряжении всю наличную организованную рабоче-солдатскую силу… И несмотря на то что они были в меньшинстве, совершенно ясно: в Военно-революционном комитете гегемония принадлежала большевикам.

Комитет держал связь с возникающими самоорганизованными импровизированными группами обороны. Крайне важной задачей, которая для большевиков являлась условием их участия, было вооружение рабочего ополчения. Преображение 40 тысяч человек практически за одну ночь. Резчики, металлисты, рабочие всех отраслей промышленности превратились в армию. В заводских цехах гулом отдавались звуки неровного марша – музыка нового ополчения.

«Мастерская превратилась в лагерь, – вспоминал Ракитов, один из красногвардейцев, как их все чаще будут называть. – За станками стоят токаря, через плечо – подсумок, винтовка – у станка».

Сорок тысяч человек быстро освоились в этих новых ролях. Они находили время на то, чтобы сфотографироваться со своими отрядами. С разной степенью умения держали они свои винтовки перед камерами; их лица неподвижны, раздражены, возбуждены, решительны. Многие гвардейцы с гордостью одевались не в рабочую одежду или в подобие военной формы, но в лучшее платье – как в церкви, на свадьбе или на похоронах. На них, приклонивших колени в боевой изготовке, по особому поводу сидели жесткие костюмы, прямые и тугие галстуки, котелки или шляпы на головах. Этим поводом была самооборона.

Большевики преодолели тактические разногласия. Они сотрудничали с умеренными, но таким образом, что эти вооруженные рабочие были в авангарде обороны.

В самом Петрограде большинство учащихся военных училищ поддерживали Корнилова, но это ни в коей мере не означало, что все они желали за него сражаться; а казаки сохраняли нейтралитет, отказываясь драться за какую-либо из сторон. Все остальные военные части в городе отправили отряды для строительства защитных сооружений в его уязвимых местах.

В напряженной военной атмосфере было опасно открыто выказывать поддержку Корнилову. На улицах Выборгского района разозленные солдаты убили нескольких офицеров, отказавшихся признать власть революционного комиссара. В Гельсингфорсе команда линкора «Петропавловск» проголосовала за казнь офицеров, не поклявшихся в поддержке «демократических организаций».

Шлиссельбургские пороховые заводы отправили в столицу баржу гранат для распределения между заводскими комитетами. Эстонские и финские советы послали выражения солидарности. По всему Петрограду плакаты Совета, сурово критикуя пьянство, призывали к дисциплине. Городская Дума образовала комиссию для помощи в распределении продовольствия. Что более важно, она избрала делегацию, которая должна была отправиться в Лугу для агитации среди корниловских войск.

На юге Петрограда вооруженные рабочие возводили баррикады. Через дороги они протянули колючую проволоку, а на подступах к городу вырыли траншеи. Пригороды превратились в военные лагеря.

Инициатива стала ускользать от правых. Они это почувствовали. Они отступили.

Во второй половине дня 28 августа Милюков предложил себя в качестве посредника в надежде убедить Корнилова уступить. Высокопоставленный кадет Кишкин убеждал Керенского сложить полномочия в пользу Алексеева, поддерживавшего Корнилова. Большинство (действующих) министров Керенского тотчас поддержали это предложение, и даже иностранные представители советовали ему обдумать «предложение».

Совет, однако, категорически воспротивился любому подобному действию. В силу самих масштабов революционной обороны, ключевым элементом которой быстро стал Совет, и в страхе перед возможным сопротивлением рабочих и солдат в том случае, если он пойдет против их позиции, Керенский был вынужден отвергнуть напор переговорщика.

28 августа Дюсиметьер и Финисов тихо отбыли в Лугу. В Петрограде они оставляли Сидорина с кассой из денег Путилова и Общества экономического возрождения России, предназначенной для финансирования переворота по их сигналу. Его целью будет состряпать «большевистский мятеж», чтобы оправдать его военное подавление.

Но неудачи правых участились. В тот же вечер на подходе к городу была задержана Уссурийская конная дивизия; она достигла Ямбурга лишь для того, чтобы обнаружить, что до Викжеля дошло ее послание: железнодорожные рабочие уничтожили пути. Они оказались заблокированы, обездвижены, выбиты из колеи и разделены. Отдельные части Дикой дивизии добрались до Вырицы всего в 37 милях от столицы. Но там их поезд тоже уткнулся в разобранные рельсы. Революционные дороги вздымались вверх, как сломанная кость.