Чайна Мьевилль - Октябрь [litres]

По горькой иронии в ту же самую ночь в Нарвском районе большевистский Петроградский комитет собрался на заседание, запланированное тремя днями ранее в ответ на сомнения выборгских большевиков в верности оценки партией контрреволюционной угрозы. Руководство почти наверняка собиралось зашикать эти тревоги: теперь тридцать шесть партийных функционеров встретились, когда войска Корнилова надвигались на Петроград. Редкий провидец может быть так хорошо отмщен.

Выборгские рядовые члены партии были злы не только на запоздалость оценки руководством тяжелой ситуации, но и на двусмысленный характер тактических резолюций недавнего 6-го съезда. Одна, «О политическом положении», убеждала сотрудничать со всеми противостоящими контрреволюции силами, в то время как «Об объединении партии» объявила меньшевиков пожизненными дезертирами из стана пролетариата, то есть перекрывала возможность сотрудничества с ними. Как же быть?

Участники обсуждения раскололись. Профессиональный революционер Андрей Бубнов, недавно прибывший из Москвы, чтобы вступить в ЦК, предостерег товарищей от доверия к меньшевикам и эсерам. Во время Московского государственного совещания, сказал он им, «сначала они обратились к нам, а потом на нас плюнули». Он был против сотрудничества в какой-либо организации самообороны и настаивал на том, чтобы большевики работали отдельно, направляя массы против Корнилова и Керенского одновременно. Ему противостоял Калинин, со все еще сохранявшихся у большей части руководства антиленинских позиций настаивавший на том, что, если Корнилов действительно близок к свержению Керенского, было бы нелепо большевикам не занять сторону последнего.

Разразилась бурная вражда. Ораторы-радикалы разносили партийное руководство за отсутствие лидерства, «оборончество», убаюкивание масс, за «неясные» действия в Июльские дни и так далее. Встреча выродилась в череду сумбурных жалоб, обид и нападок. Злость отвлекала от экстренности момента, пока кто-то не крикнул: «Давайте перейдем к конкретным мерам обороны».

Каждому было очевидно, что против Корнилова необходимо мобилизоваться столь широко, сколь это возможно. Большевики развернули сеть коммуникаций и составили листовки, призывающие рабочих и солдат к оружию. Были назначены члены партии для координации действий с массовыми организациями. И каждый, включая Бубнова, согласился с тем, что партия должна поддерживать связь с оборонительным органом руководства Совета – «с информационной, – указывалось расплывчато, – целью».

Для Бубнова тогда важность «информационного» обмена с Советом не подлежала сомнению даже при том, что он настаивал «ни в какие сношения с Советским большинством не входить». То был не «диалектический синтез», а временная мера, продиктованная размерами кризиса. Керенский и Корнилов были равно плохи, но в данный момент Корнилов был более плох.

В 11.30 вечера Исполком Совета встретился, чтобы обсудить свое отношение к правительству в свете развивающегося скандала, связанного с недавним союзом Керенского и Корнилова и его краха, и учитывая, что Керенский теперь призывал к созданию Директории – небольшого кабинета министров, наделенного авторитарной властью. Среди более неотложных вопросов они обсуждали, как сохранить революцию.

Умеренные считали, что даже сейчас, чего бы это ни стоило, следовало защищать Керенского.

«Единственное лицо, которое может сейчас создать власть, – Керенский, – сказал меньшевик Вайнштейн. – Если погибнет Временное правительство, погибнет дело революции».

Большевики придерживались наиболее твердой позиции: Временному правительству нельзя доверять вообще . Они высказывались за развитие демократии в армии, передачу земли крестьянам, установление восьмичасового рабочего дня, демократический контроль над промышленностью и финансами и передачу власти революционным рабочим, крестьянам и солдатам. Высказав эти пункты, большевики в Исполкоме Совета в более примирительном духе, чем Ленин или их выборгские товарищи, не привязали резолюцию к их обсуждению. Их оппозиция была резкой, но абстрактной.

Поразительно, но они даже не стали противиться резолюции, которая, хоть и содержала протест против создания желаемой Керенским Директории, наделяла его полномочиями не только поддерживать работу правительства в текущей форме, но и наполнить кабинет тщательно отобранными кадетами. Еще более поразительно то, что они вместе с меньшевиками и эсерами проголосовали за то, чтобы созвать (еще одно) государственное совещание – хотя на этот раз и исключительно из «демократических элементов», левых, – которое должно обсудить вопрос о правительстве и действовать в качестве высшего органа власти вплоть до созыва Учредительного собрания.

Но когда представители Совета рассказали Керенскому о принятых решениях, он остался непоколебим в намерении создать Директорию из шести человек. Это был тупик, и Совету предстояло сделать ход.

«Всякая директория родит революцию», – протестовал Мартов в Совете под энергичные овации. В оппозиции блистал также Луначарский. Он охарактеризовал и Корнилова, и Временное правительство как контрреволюционные силы и потребовал передачи власти правительству рабочих, крестьян и солдат – что означало Советам. Таким образом, Луначарский неожиданно реабилитировал содержание, хоть и в другой форме, лозунга «Вся власть Советам!». Того самого лозунга, который Ленин счел устаревшим.

Но ночь принесла уставшим делегатам известие о том, что генералы один за другим заявляли о поддержке Корнилова. Вопрос о правительстве подгонялся тем, что казалось все большей необходимостью; собрание медленно правело.

Наконец Исполнительный комитет принял предложенную Церетели резолюцию о поддержке Керенского и оставлении за ним права определять форму правительства. Так была одобрена его Директория.

Находившиеся в зале заседаний большевики неистово сопротивлялись ее принятию. Но даже так – впечатляющее свидетельство их умеренности относительно партийной линии – они согласились поддержать «военный союз» с правительством, если оно будет втянуто в серьезную борьбу с контрреволюцией.

Враг приближался. Петросовет выпускал экстренные приказы провинциальным советам, железнодорожникам и солдатам не повиноваться Ставке и обрывать связь контрреволюционеров. Он призывал немедленно исполнять указы Совета – и правительства.

Импульс сотрудничества в ту ночь исходил не только от большевиков к более правым силам, но и обратно. Когда правый меньшевик Вайнштейн предложил создать специальную группу для организации военной обороны, все согласились, что в нее должны войти большевики.