Александр Ачлей - Битва глобальных проектов Часть 3

Подтверждением уважительных друг к другу отношений, возникших при первой встрече императора Александра II и Шамиля, служат письма последнего к князю А. И. Барятинскому, к которому имам также испытывал чувство благодарности:

«…Мы возвратились благополучно в Калугу, довольные лаской и вниманием Государя, благодарные за его постоянные к нам милости и щедроты, и молимся о даровании всех благ. Приносить благодарность благодетелю есть обязанность, но мы имели особый почет от Государя, получив подарок из его славной руки, так что от этой милости разрубились выи моих врагов и возрадовались сердца друзей моих…

10 сентября 1861 г., г. Калуга» [35].

Шамилю также принадлежит высказывание: «Государь оказал мне очень много милостей, милости эти велики и совершенно неожиданны для меня. По ним я сужу, какое сердце у государя, и теперь, испытав уже то, о чем я никогда не помышлял, я нисколько не сомневаюсь, что если буду просить его оказать мне последнюю милость, какую только могу желать в жизни, — позволения съездить в Мекку, то государь не откажет мне и в этом. Но вот, слушайте, что я теперь буду говорить при всех вас (подпоручик Граммов и мюрид Хаджияв): что если б государь позволил мне ехать в Мекку, когда я хочу, хоть сейчас, то я тогда только выеду из Калуги, когда война на Кавказе прекратится окончательно. Или когда мне удастся предоставить государю доказательства того, что я желаю заслужить его милость, и достать их…» [36].

А вот что пишет об этих событиях французский посол в Петербурге герцог де Монтебелло: «Плененного Шамиля быстро удалили из мест, хранящих память о его длительном сопротивлении, и переправили в крепость Грозную, чтобы затем доставить на встречу с Императором, отправившимся из С. — Петербурга в поездку по Южной России. В начале своего [вынужденного] путешествия Шамиль проявлял опасения, что может быть отправлен в Сибирь. Это устрашающее слово хорошо было известно и в его горах, о чем мистическим образом напоминал компас, который Шамиль всегда имел при себе. Он очень обрадовался, обнаружив [по компасу], что их путь не лежит на северо–восток.

В городе Чугуеве Харьковского губернаторства произошла его встреча с Императором. Шамиля допустили к Его Величеству при оружии, проявив уважение к понятиям горцев о чести, согласно которым обезоруженный воин считается обесчещенным. Это обстоятельство ободрило имама, который считал, что после аудиенции его должны казнить. Доброжелательный прием со стороны Его Величества окончательно рассеял его опасения…

Его Величество объявил, что даст ему возможность увидеть Москву и С. — Петербург, где он встретится с Императрицей, и что затем его доставят в Калугу, где ему будет предоставлена резиденция и пенсия в размере 12 тысяч рублей. Его сын сможет вернуться на Кавказ с тем, чтобы отыскать и доставить членов семьи Шамиля, с которыми он не должен быть разлучен… Его Величество пригласил Шамиля сопровождать его в Харьков и принять участие в празднике, который в его честь устраивает дворянство этого города.

Именно на балу в Харькове Шамиль впервые увидел одно из наших европейских собраний. Войдя в зал, он остановился, прочел молитву и тут же захотел удалиться. Ему заметили, что у нас не принято уходить прежде, чем это сделает Император, и Шамиль любезно согласился остаться. Окружившим его дамам он с философской грустью сказал: «Я счастлив видеть вас теперь, так как боюсь, что мы не встретимся в раю, поскольку вы находите здесь все то, что Пророк обещает нам только после смерти» [37].

Первая встреча Шамиля и императора Александра II, прием его в Петербурге императрицей и высшими должностными лицами империи, а также подробный осмотр достопримечательностей столицы произвели на Шамиля такое благоприятное впечатление, что он перестал беспокоиться за свое будущее и будущее своей семьи и считал нужным высказывать в адрес императора благодарность в свойственном Востоку витиеватом и пафосном стиле. Вот как описывает пристав А. Руновский проводы Шамиля в Калугу на вокзале Петербурга:

«Такое небывалое стечение публики, по всей справедливости, требовало некоторых исключительных мер относительно пропуска на путевой двор; но это было напрасно: все, что было на площади, очутилось на путевом дворе и наполнило все его залы и все галереи.

В распоряжение Шамиля отдана была целая половина первоклассного вагона, состоящая из одной, очень большой комнаты, и из другой, вполовину меньше ее.

Усевшись в дальнем углу кареты, Шамиль совсем не был виден публике, тем более, что и стекло в дверцах кареты было поднято. Заметив нетерпеливое и очень сильное желание зрителей видеть Шамиля, я сообщил об этом г. Богуславскому, который обратился к нему с очень убедительною просьбою — доставить публике удовольствие проститься с ним еще раз. Шамиль тотчас же встал, подошел к окну, собственноручно опустил стекло и, взяв стул, сел прямо против окна. Это, по–видимому, привело публику в восторг: много шляп показалось в воздухе, и много послышалось восклицаний самого симпатического свойства. Шамиль был тронут: он беспрестанно прикладывал руку к сердцу и к голове и даже наклонял ее. В этом положении он просидел почти полчаса. Но вот раздался третий звонок, и опять поднялись шляпы и снова раздались восклицания: «Прощайте, Шамиль! Прощайте, Шамиль! Будьте здоровы! Приезжайте к нам! Скажите ему, что мы очень любим его! Скажите, что мы желаем ему очень много хорошего!..» Богуславский переводил все эти пожелания; но это почти было напрасно: Шамиль понимал их, и — не буду утверждать положительно: может быть, я и ошибался -но, право, мне показалось, что на глазах его навертывалась слеза, которую он упорно старался удерживать, и успел–таки ее одолеть…» [38].

Читаешь эти строки и поражаешься невежеству, тупой кичливости и преступной глупости руководства России накануне первой Чеченской войны, когда назревавший конфликт можно было предотвратить добрым словом, уважительным отношением и пониманием. Тем более что с другой стороны находился заслуженный российский генерал, летчик, выросший и воспитанный на лучших образцах достоинства и чести! [39]Прояви Б. Н. Ельцин хоть 1% ума и мудрости Александра II, войны можно было бы избежать. Но мы, увы, «сами с усами». История нас, к сожалению, ничему не учит. В результате мы опять и опять наступаем на одни и те же грабли.

Великого царя, жестоко убитого террористами 1 марта 1881 года, на троне сменил его сын, эпилептоид Александр III , который железной рукой закрепил достигнутое отцом и дедом, обеспечил стране мир, приструнил бунтовщиков и урезонил смутьянов. Как человек умный, он не мог не видеть того, что его сын Николай на роль правителя подходит мало. Поэтому, наверное, и не горел желанием передать трон ему. И только преждевременная смерть царя привела к власти слабого эпилептоидного Николая II , лишенного малейшего интуитивного дара, не способного родить ни одной здравой идеи по развитию страны. В результате Россия оказалась в политическом тупике, стала разменной картой в игре мировых проектов, превратилась в раздираемое внутренними противоречиями государство, судьба которого решалась не без участия психотимика Распутина.