Александр Багаев - Презумпция лжи

_____________________

Каким в начале романа «1984» О'Брайен представляется Уинстону Смиту?

Несмотря на грозную внешность, он был не лишен обаяния. Он имел привычку поправлять очки на носу, и в этом характерном жесте было что-то до странности обезоруживающее, что-то неуловимо интеллигентное… В глубине души Уинстон подозревал — а может быть, не подозревал, а лишь надеялся, — что О'Брайен политически не вполне правоверен. Его лицо наводило на такие мысли. Но опять-таки возможно, что на лице было написано не сомнение в догмах, а просто ум. Так или иначе, он производил впечатление человека, с которым можно поговорить — если остаться с ним наедине… Он встретился взглядом с О'Брайеном… Как будто их умы раскрылись и мысли потекли от одного к другому через глаза. «Я с вами,» — будто говорил О’Брайен. — «Я отлично знаю, что вы чувствуете. Знаю о вашем презрении, вашей ненависти, вашем отвращении. Не тревожьтесь, я на вашей стороне!»

Это был — вступительный портрет, знакомство с персонажем у Оруэлла.

А вот как пишет свой вступительный портрет и знакомит читателя с самим собой Квигли:

Несколько слов о моём личном подходе к этой теме. Я взялся за изучение предмета, как историк… Я поставил себе задачу не воздавать кому-то хвалу или осуждать кого-то, а лишь излагать предмет и анализировать его… При этом собственное мнение о предмете у меня, конечно же, тоже есть. С целями и задачами, которые выбирала Группа Милнера, я в целом согласен. В моём представлении Британское содружество наций и британский образ жизни это одно из величайших достижений в истории человечества… Но при этом с методами, которые они использовали, я не согласен, хотя иногда они и имели в своей основе самые высокие идеалы и добрые намерения… Однако отсутствие у них дальновидности… непонимание последствий, которые возымеют их действия… (и многие другие подобные недостатки) на мой взгляд, привели на грань краха многое из того, что и им, и мне одинаково дорого… Мне не раз говорили, что историю, которую я намереваюсь рассказать, лучше оставить без огласки; зачем вкладывать в руки врагов всего, чем я восхищаюсь, ещё один меч? Я не согласен… Я верю, что никаких оснований для сокрытия правды нет, и что правда, будучи преданной гласности, людям доброй воли повредить не может. Ведь невозможно иметь правильные расчёты на будущее, не разобрав и не поняв предварительно ошибки, совершённые в прошлом.

Как начинается главная политическая (не художественная) завязка сюжета в «1984»? — О’Брайен якобы тайком передаёт Уинстону якобы крамольную книгу (книгу-провокацию) Эммануэля Голдстейна. Уинстон в ней читает устрашающе точную картину всего того тоталитарного ужаса, в котором он живёт, и ещё более устрашающее — потому что точно так же предельно точно описанное — разъяснение механизма и методов, используя которые внутренняя партия ангсоцовцев этот зловещий режим установила

О том, какое действительно страшное описание реально достигнутых результатов и методов англо-американских социал-империалистов дал в своей книге Кэрролл Квигли, уже сказано выше.

Что Уинстон узнаёт дальше? — После ареста, при очередной встрече в камере на вопрос Уинстона о книге-провокации Голдстейна О’Брайен спокойно признаётся:

Я ее писал. Вернее, участвовал в написании. Как вам известно, книги не пишутся в одиночку.

В 1949 г. — ещё при жизни Оруэлла — Кэрролл Квигли в предисловии к «Англо-американскому истэблишменту» сам же подчеркнул (курсив мой):

Историю тайной группы такого рода постороннему человеку писать (не допуская ошибок и неточностей. — А.Б.) трудно, но всё-таки приходится, поскольку никто из посвящённых сам этого никогда не сделает .

Оруэлл не мог не знать, что Квигли — солгал. Да и сам Квигли в этом косвенно признался: через 14 лет, в «Трагедии и надежде». (Квигли в этой работе подробно рассказал, что был посвящённым, был потому допущен к секретным архивам, собирал в доверительных беседах мнения и советы других посвящённых, и именно этот процесс обозначен у Оруэлла: «Как вам известно, книги не пишутся в одиночку.») То же, что Квигли столь спокойно во всём этом признался, объясняется просто: о существовании рукописи под названием «Англо-американский истэблишмент» в 1963 г. практически никто в мире не знал, и никто из непосвящённых её не читал, то есть публично уличить Квигли во лжи никто попросту не мог. А вот редактор, которому в 1981 г. поручили подготовку рукописи «Англо-американского истэблишмента» к изданию, он — да, вполне мог просто и банально эту нестыковку не заметить, не обратить внимания и пропустить, а дать самому автору считать готовый макет книги возможности не было: Квигли на тот момент уже давно ушёл в мир иной.

У Оруэлла это передано вот так:

Вошел О’Брайен. Уинстон вскочил на ноги. Он был настолько поражен, что забыл всякую осторожность…

— И вы у них! — закричал он.

Я давно у них, — ответил О’Брайен с мягкой иронией, почти с сожалением.

Какими репликами обменялись после раскрытия этого подлого обмана Уинстон с О’Брайеном?

— То, что там сказано, — правда?

— В описательной части — да. Предложенная программа — вздор.

Описательная часть «Англо-американскою истэблишмента» — тоже правда (повторюсь ещё раз: за прошедшие почти 30 лет всю содержащуюся в книге фактуру никто из историков не оспаривал и не опровергал). А вот «предложенную программу» — свою задачу при написании книги — Квигли сформулировал так:

...невозможно иметь правильные расчёты на будущее, не разобрав и не поняв предварительно ошибки, совершённые в прошлом.

Значит, его задача в его собственном понимании: разобрать прошлые ошибки и дать их правильный анализ, чтобы люди могли иметь правильные расчёты на будущее. Что он показал в конце концов? Что «…осенённый светлой верой в лучшее будущее, беспримерный и отважный поход постепенно выдохся, иссяк и рассыпался в прах посреди горьких взаимных упрёков и обид между былыми соратниками». Значит, его вывод для потомков: вот как плело заговоры полутайное сообщество английских социал-империалистов; их самих уже нет, но вы в будущем всё равно будьте бдительны и избегайте повторения их ошибок.

У Оруэлла сам же О’Брайен и называет свою «предложенную программу» вздором. Коли Квигли писал свою книгу, как посвященный и, судя по всему, по заданию самого англо-американского истэблишмента через десять лет после его якобы кончины, то, конечно же, в обстановке и в ситуации, выдуманной Оруэллом, то есть меж четырёх глухих тюремных стен и в роли хозяина положения, он бы наверняка тоже, не стесняясь, сказал бы, что вся эта болтовня о печальной кончине полу-преступного англо-американского истэблишмента — вздор.