И. Осипова - «В тени Лубянки…»

Церковь Святого Людовика, расположенная в центре города, вблизи основных отелей, стала быстро известна всем американцам, живущим в Москве. Она была открыта для всех верующих без различия национальности. Так как в России не было другой церкви, где говорили бы по-английски, ее часто посещали американцы и англичане других вероисповеданий.

Каждую неделю на застекленной доске объявлений я вывешивал календарь богослужений на неделю, который сам же печатал на русском и французском языках. В то время не было других «печатных публикаций» религиозного содержания, которые власти потерпели бы на территории Советского Союза. В храме служилась Святая Месса и проводились чтения из Ветхого и Нового Завета. Молитвы и проповеди на воскресных Мессах в девять утра были на английском языке — а исповеди до или после Мессы. Время от времени венчания и крещения проходили либо в американской колонии, либо в дипломатическом корпусе. Для желающих принять католичество проводилось обучение катехизису. Но никогда ни в стенах церкви, ни вне ее не было попыток прозелитизма, обращения местных жителей в свою веру. Однако всегда были люди, которые желали обучаться и быть принятыми в лоно Церкви.

В этом смысле иностранцам больше повезло, чем русским, у которых немедленно возникали серьезные неприятности, когда они пытались использовать свои права на свободу вероисповедания, «гарантированные» им советской конституцией. Традиция американского богослужения в церкви Святого Людовика набирала обороты и продолжалась без перерывов более пятнадцати лет, то есть все то время, пока американские священники имели доступ в этот храм.

Мне была удобна близость отеля «Савой» к церкви. Но поскольку епископ проживал во французском посольстве, находящемся в полутора километрах от нее, мы виделись только в церкви и не могли жить той общей братской жизнью, о которой оба мечтали. Но эта проблема была вскоре благополучно разрешена, и пока епископ оставался в России, у меня была возможность учиться у него. Тем временем я всепоглощающе погрузился в изучение русского языка. Я думал, что годы моей преподавательской деятельности закончились с моим отъездом из Колледжа Успения. Но я ошибался — в мою комнату стал приходить один из управляющих отеля с просьбой помочь ему в изучении английского языка. Однако это продолжалось недолго, я полагаю, что этот человек приходил ко мне, не имея на то специального разрешения, он чувствовал себя неловко, как будто опасался, что за ним следят, хотя его опасения не снижали его интереса к английскому языку, который постепенно улучшался. В конце концов он перестал приходить, может быть, его перевели на другую работу, так как я его больше не видел.

В «Савое» я мог непосредственно наблюдать методы подглядывания и подслушивания со стороны НКВД. В первое время меня не слишком беспокоили, видимо, Советы смотрели на меня как на чудака (я имею в виду власти, а не русских людей). Должно быть, в их глазах я выглядел странно: в те годы я был относительно молод, не женат, жил уединенно, не появляясь ни в холлах отеля, ни в театрах, ни в других местах развлечений, интересных самих по себе, но едва ли приемлемых в жизни священника. Вставал я всегда рано, уходил в церковь, когда все в отеле еще спали, включая швейцара в униформе, который неуклюже вскакивал и вытягивался по струнке, когда я проходил мимо.

Моя главная обязанность состояла в прислуживании епископу во время утренней Мессы у алтаря Пресвятой Девы. В этой церкви, которой было уже 145 лет, на белых мраморных плитах, прикрепленных к стенам, были выгравированы золотом надписи, молитвы и благодарности прихожан, чьи молитвы были услышаны. В будни епископ Пий Неве служил Мессу у этого бокового алтаря, поскольку две другие римско-католические церкви Москвы еще не были закрыты тогда и прихожане еще могли бывать в этих церквах, хотя и подвергаясь риску привлечь внимание НКВД, как и другие верующие. И хотя сам епископ Пий Неве и я имели разрешение на службу по византийскому обряду, церковь Святого Людовика всегда следовала римскому обряду.

В то время пресса, радио, развлекательные и лекционные учреждения и даже «парки культуры и отдыха» вносили свой посильный вклад в антирелигиозную кампанию. Телевидения тогда еще не было, так как американские инженеры еще не прибыли, чтобы установить первый на территории СССР телевизионный передатчик. Общество воинствующих атеистов держалось отдельно, имея в своем распоряжении все доступные средства для влияния на массы. К этому времени их наступательная активность уже накопила девятнадцатилетний опыт. При правительственной поддержке эта группа агитаторов демонстрировала, до какой степени государство могло вмешиваться в личные религиозные дела своих граждан. Это было полным пренебрежением первого пункта Декрета 1918 года, установившего отделение Церкви от государства. После революции Наркомат просвещения занимался при обучении неискушенных детей и подростков формированием их сознания в духе безбожия.

Я был обязан посвятить себя преимущественно духовным потребностям моих соотечественников, помня также, что официально я еще и помощник епископа. Поэтому изначально моя деятельность ограничивалась духовной помощью в основном иностранцам. И хотя я находился в самой гуще открыто объявленной войны против Бога, я лично не был мишенью для их атак на религию. Это видимое ограничение моей деятельности кругом иностранцев в Москве, разумеется, устраивало советскую власть. Когда же пришло время зарегистрировать меня в качестве «служителя культа» в соответствии с советским законом, нельзя было предвидеть, что скоро настанет время, когда я буду в одночасье вовлечен в самую гущу страшной борьбы, в которой я в силу обстоятельств стану центральным объектом.

Задолго до резкого поворота кремлевских лидеров в отношении религии в Моссовете существовал отдел под названием Москультотдел, контролирующий религиозные общества, приходы и братства, которым до этого удавалось держаться. Декрет от 8 апреля 1929 года требовал, чтобы все «служители культа» были зарегистрированы в этом отделе и получили разрешение заниматься своим делом [118] Закон остается в силе до сегодняшнего дня, но с 1943–1944 годов контроль за его исполнением находится в руках двух специальных комиссий, созданных, как ни странно, в результате нападения Гитлера во время Второй мировой войны. . Когда я регистрировался, местные власти не возражали против признания меня в качестве помощника епископа Пия Неве в церкви Святого Людовика. Но нельзя не признать, что, служа в этом качестве, я пренебрег некоторыми исходными условиями, благодаря которым я прибыл в страну. Несмотря на необычность моей ситуации, вначале мне не чинили ни прямых, ни косвенных препятствий в выполнении моих обязанностей, требующих расширения контактов с российскими прихожанами. Но в последующие годы мне пришлось в полной мере столкнуться с административными ограничениями, направленными либо лично против меня, либо против большой общины русских верующих, которых я неожиданно «унаследовал» в качестве паствы.