И. Осипова - «В тени Лубянки…»

Конечно, против «упорствующих в своих предрассудках» верующих предпринимались меры наказания. Многие из них были арестованы по обвинению в контрреволюции; наказывались все без разбора — христиане, мусульмане, евреи. Все расширяющееся движение пассивного сопротивления приняло такие размеры, что НКВД был не в состоянии арестовать всех крестьян. Движение стало настолько популярным, что национальная экономика и все ее планы оказались под угрозой. В пропагандистских целях Советы, конечно, всегда заявляли, что их планы перевыполнялись. Советские «дни отдыха», конечно, беспрепятственно соблюдались.

Не желая признавать поражения перед лицом пассивного сопротивления народа, советское правительство было вынуждено восстановить обычный календарь, действующий во всем мире, с воскресеньями, понедельниками и т. д. Никогда больше в бурной истории Советского государства не было подобного примера, когда мощный аппарат государственного контроля, поддерживаемый драконовской полицией, стократно опережавшей гестапо, отступил бы перед безоружными крестьянами. Именно они в большей степени, чем горожане, стали причиной этого отступления. Упорная вера в Бога русского мужика вынудила правительство опубликовать в 1940 году указ, восстанавливающий названия дней недели. Насколько мне известно, это поражение никогда не упоминалось в иностранной прессе.

В первые же дни после отмены пятидневок «Правда» и «Безбожник», газета воинствующих атеистов, опубликовали статьи, в которых говорилось, что «день отдыха» будет заменен воскресеньем, но это не обязательно означает, что народ должен посещать церковь. Однако факт остается фактом: религия оказала свое мощное влияние на правительство. Лично я прожил в России шесть из этих странных «безвоскресных» лет и был свидетелем дьявольского упорства, с которым Советы пытались вытравить даже память о Боге во всех слоях населения. В середине 30-х годов я слышал речи агитаторов-безбожников, злорадствующих над тем, что церкви мало посещались. Я вспоминаю, как иностранцы, не подозревавшие о существовании особой календарной системы, высказывались по поводу пустующих церквей.

Это означало полное поражение Госплана, сломавшего себе хребет в попытках официального препятствования церковным богослужениям.

Люди, живущие за пределами Советского Союза, постоянно спрашивают: «Как могло случиться, что такая огромная масса людей оказалась под властью маленькой горстки других людей?» Перед тем как приехать в Россию, я тоже думал, каким образом небольшая группа людей контролирует жизнь огромного большинства русских. Я никогда не устану повторять, что существует очень большая разница между управляющей страной кликой и массами русских людей, не испытывающих симпатий к режиму. Но, живя в стране, я уже не удивлялся; отчасти я понял, почему эти явные условия ненормального существования никогда не описывались иностранными корреспондентами.

Почему советский режим держится, объясняет одно слово — ТЕРРОР. А как поддерживается террор, это другой вопрос. Подавляющая часть русских людей вынуждена сопротивляться этой бесчеловечной системе, и тем не менее она существует уже почти полвека. Энциклопедия Вебстера так определяет террор: «Состояние сильного страха, вызванного систематическим использованием средств жестокого подавления со стороны партий или группировок с целью удержания собственной власти: к примеру, Красный террор в России». Истинность этого определения очень скоро сама постучалась ко мне в дом.

Первый опыт знакомства с методами тайной полиции я получил, когда мой поезд пересек границу. Я более или менее привык к частым паспортным проверкам. Бестактное подглядывание и подслушивание агентов со временем перестали слишком беспокоить меня. Но временами в этой атмосфере террора ощущались особо сильные толчки; они случались неожиданно, как вспышки молнии. Людям, живущим в России, не нужен словарь, чтобы узнать значение слова «террор»; они видели его своими глазами на каждом шагу. Он был у них в мозгу; они с ним жили и работали; он преследовал их во сне. Они были одержимы страхом; это чувствовалось в разговорах и отражалось на лицах. Что вызвало это состояние? Почему оковы страха все еще удерживают русских людей?

1 декабря 1934 года в стенах Смольного института, служащего со времен Ленина штаб-квартирой партии, был убит Сергей Миронович Киров. Он был не только деятелем партии, но и важной политической «шишкой» для Северной России, где он управлял всем, кроме погоды. Его слушались даже в НКВД; и это было серьезное доказательство значительности этой фигуры. Киров был второй величиной после Сталина, выше Молотова, Калинина, Вышинского и других кремлевских «небожителей»; он был преданным другом Сталина, перед которым пресмыкался. Вдали от своего хозяина это был деспот и тиран. Однако советские историки всегда представляли его в качестве примера всех советских добродетелей. Партия так восхваляла убитого деспота: «Убийство Кирова, любимца партии, любимца рабочего класса, вызвало гнев и глубокую печаль среди народных масс нашей страны» [148] История ВКП(б). С. 311. . На самом деле Кирова любила партия и ненавидел народ. Фальшивки советских публикаций переводились на иностранные языки для ничего не подозревающих зарубежных читателей, но что совсем непонятно — это то, что тратились огромные деньги американских фондов на распространение таких книг под маркой академической свободы.

Киров был застрелен, как собака, убийство было совершено кем-то из «своих»; оно было очевидным доказательством междоусобной войны внутри партии. Это убийство потрясло всю страну, и вскоре произошло то, что и должно было произойти. Сталинский авторитет, конечно, пострадал от такого потрясения, и тотчас начались репрессии. В одном только Ленинграде в первые же сутки были арестованы тысячи людей; последовали массовые депортации [149] Арестованные в первые дни после убийства Кирова ленинградцы были расстреляны; в марте — апреле 1935 — свыше десяти тысяч жителей Ленинграда, так называемых «бывших», были высланы с семьями в отдаленные районы Казахстана; малая часть семей отправлена в Куйбышев, Уфу, Саратов и т. д. — Прим. сост. . Людей хватали не за то, что они сказали или сделали, а за то, что могли бы сделать или сказать что-то против режима, и это было достаточной причиной для депортации. В Москве это убийство тоже имело подобные последствия, как и в Смоленске, Харькове, Киеве, Владивостоке и каждом городе Советского Союза. Режим был глубоко задет убийством одного человека и стал действовать, как загнанное в угол разъяренное чудовище.