И. Осипова - «В тени Лубянки…»

После каждого «ограбления» я лично подавал требуемую жалобу в милицию, извещая при этом и американское, и французское посольства. А так как наша церковь и так висела на волоске, я полагал, что будет более осмотрительным не вмешивать иностранную прессу, что привлекло бы ко мне еще больше нежелательного внимания. Что касается советской прессы, то ТАСС, который всегда был рад освещать кремлевскую пропаганду антирелигиозного характера, проигнорировал факт пяти повторяющихся осквернений в отдельно взятой церкви, не считая это новостью, заслуживающей внимания.

Не хочу утомлять читателя подробностями этих тщательно спланированных ограблений, но одно очень важно помнить: месторасположение нашей церкви по соседству с Лубянкой. И, несмотря на это, самая опытная полиция в мире была «неспособна» найти следы исполнителей этих «ограблений»! Здесь, поблизости от Лубянки, не было ни одного квадратного метра, за которым не наблюдали бы НКВД — НКГБ. Часовые, вооруженная охрана, люди «в штатском» и милиционеры в форме обеспечивают круглосуточное наблюдение за всеми строениями, среди которых находится церковь Святого Людовика. Чтобы не видеть и не слышать ничего, что происходит на улице, похожей на крепость, надо было крепко зажмурить глаза и заткнуть уши.

Самая большая из «краж» произошла как раз в рождественскую ночь 1940 года. Целый день в церкви было большое ликование, праздник начался с полночной Мессы, на которой пел прекрасный многоголосый хор. Целый день при огромном стечении народа, прибывшего изо всех уголков страны, проходили праздничные службы и проповеди, было много исповедующихся и причащающихся, много детей, которых принесли крестить. Мы украсили церковь как можно лучше, чтобы отметить рождение Божественного младенца. Маленькие девочки и мальчики рассматривали ясли, как и во всем мире в праздник Рождества. После трех предыдущих краж все более или менее было приведено в порядок. В церкви была атмосфера спокойной духовной радости и глубокого религиозного чувства, восхваления Богу произносили на русском языке во время Благословения Пресвятыми Дарами: Да будет благословен Господь! Эти слова произносились без вызова и раздражения, и, конечно, без ненависти к воинствующим атеистам, выкрикивающим оскорбления против Создателя всего сущего. Все было в порядке, когда я закрывал церковь ближе к вечеру, после того как последний русский покинул ее.

Они выбрали эту Святую ночь, чтобы вновь ворваться в церковь, разорить ее, раскрыть дарохранительницу главного алтаря, разбросать Пресвятые Дары по алтарю, оставив пустой киворий стоять перед дверцей дарохранительницы. При всей своей самоуверенности первые агенты ЧК никогда не осмеливались оскорблять Бога в такой отвратительной манере. В тот раз под покровом темноты во время одного из самых торжественных праздников года церковь Святого Людовика была варварски осквернена. Не удовлетворившись оскорблением Бога, присутствующего в Евхаристии, хулиганы проникли даже в ризницу и все превратили в руины; не в состоянии открыть высокие стальные двери, оборудованные дореволюционными замками, они пробрались через задние двери. Когда утром в день Святого Стефана я пришел в церковь, меня ждал ужасный разгром.

Ни один замок не был сбит, в том числе и висячие йельские замки; они проникли в церковь, распилив ножовкой стальные решетки на окнах в пресвитерии, в то время как ризница была взломана со стороны садика позади церкви. Разрушение таких дверей должно было быть прекрасно слышно ночью в этом хорошо охраняемом квартале. Кроме нескольких священных сосудов из драгоценных металлов я лишился прекрасной золотой дароносицы с надписью Agnus Dei на боковой поверхности — это был подарок на мое рукоположение от кузена из Страсбурга. Старинное блюдо из золота и серебра также исчезло; грабители унесли сутаны и альбы для мальчиков-министрантов; исчезло большое количество уникальных алтарных покровов, однако мои ассумпционистское монашеское облачение и пояс остались нетронутыми.

В тот же день я сообщил об этой «краже» в местное отделение милиции, начальник которой прилежно все записал. На следующий день в церкви появилась группа так называемых криминальных следователей впечатляющего вида; для придания себе большей важности они взяли двух собак-ищеек и совершили показательный поиск отпечатков пальцев. Они долго тыкались во все углы и что-то вынюхивали; сыщики ползали на коленях и делали все так, чтобы это заметили мои прихожане-дипломаты. Их целью было, конечно, произвести впечатление на иностранцев, которые пришли выразить сочувствие и лично увидеть разрушения. Министерство иностранных дел знало, что посольства и миссии пошлют сообщения своим правительствам. На следующий день следователи прислали в церковь свой отчет, информируя нас, что преступники были, скорее всего, многоопытными, так как никаких улик не обнаружено! После одной из предыдущих «краж» посольство США послало жалобу в МИД, единственный департамент, к которому они имели доступ. Ответ, который мне показали, информировал посольство, что это особенное «ограбление» произошло из-за моей неосторожности. Якобы я по невнимательности, закрывая церковь, запер «грабителей» внутри, а они только и ждали такой возможности! «В высшей степени смехотворным» назвал служащий посольства такой ответ. У меня же были причины считать, что все эти «кражи» были спланированы советскими органами, но я не мог ни при каких обстоятельствах сказать это.

Отчет о неспособности их обнаружить улики не завершил это дело, спустя несколько дней после шоу с ищейками и шерлок холмсами в церковь прибыла делегация из Моссовета. Она состояла из трех человек, пришедших проверить инвентарные документы, составленные государственными органами в 1921 году после незаконной экспроприации церкви. В силу Декрета 1918 года все содержимое здания было в одностороннем порядке объявлено государственной собственностью. Вследствие соглашения, навязанного государством, наш попечительский совет сочли ответственным за пропажу всех предметов. Вот так все просто. В 1920-х годах, когда Советы реквизировали священную церковную утварь, приход добился разрешения «свободного» пользования ею при условии оплаты суммы в 2,5 раза больше ее стоимости. Все прихожане сделали свой вклад, они приносили даже свое фамильное серебро. Церковная утварь, украденная в 1940 году, была той самой, которую мы выкупили 19 лет назад!

В результате целого дня работы с инвентарными книгами нам выписали чек на несколько тысяч рублей! Такова была цена «украденных» предметов. Узнав это, один чиновник из дипломатического корпуса предложил мне оплатить чек во избежание излишних проблем. Я отказался от этого предложения, чек так никогда и не был оплачен. Я нанес визит новому французскому послу, чтобы познакомить его с фактами первых четырех «краж» и сообщить ему о чувствах не только французской колонии, но всех прихожан, глубоко оскорбленных осквернением Пресвятых Даров. Я призывал его выразить официальный протест на высшем уровне, чтобы избежать повторения ужасного кощунства. Однако в МИД была отослана только формальная нота протеста. Другие посольства и миссии написали в посольство Франции, предлагая объединиться для совместного протеста, и глава одной миссии показал мне ответ французского посла, в котором в вежливых выражениях говорилось, что, когда потребуется помощь, к ним обратятся.