Степан Злобин - Салават Юлаев

Салават молча вынул пакет, показал капралу и спрятал обратно в шапку.

- Мать честна-то! А что, кабы нам почитать? - заикнулся капрал.

- По-татарски ведь писана - как ты читаешь! - со злостью откликнулся Салават, которого самого замучило желание открыть пакет и дочитать до конца запретную грамоту.

- Ведь ты почитаешь, а мне-то по-русски скажешь, - с усмешкой сказал капрал.

Салават не понял, притворно он так говорит или в самом деле хочет узнать, что в бумаге. А может, поймает на слове да и свяжет, как Семку.

- А ты сам печать ломать будешь, с орлом, на бакете? - так же насмешливо спросил Салават, чтобы не понять, нарочно он говорит или вправду.

- Дурак ты, я смехом сказал! Береги бакет, коли начальство тебе вручило! - поучающе заключил капрал и отъехал в сторону от Салавата и Семки.

- В каком месте держать поворот на царску стоянку? - спросил вполголоса Салават у Семки.

- За рекой Казлаир, - так же вполголоса буркнул и пленник.

- Далеко еще?

- Так ехать, то завтра в полдни доедем.

Салават прояснел: впереди оставалась еще ночевка и ночная беседа со своей сотней. Если не согласятся с ним свои, то он рассчитывал бежать ночью к царю, захватив в провожатые Семку.

Они остановились в селе при переправе через речку Мелеус.

Избегая преждевременной встречи с войсками, под предлогом опасения от казаков, Салават запретил разжигать в поле костры, и вся тысяча человек разместилась у жителей, кроме тех, у кого были с собой для похода захвачены коши. Их было немного, почти у одних лишь башкир Салавата, оседлые же тептяри и мещеряки не везли при себе кочевого добра и устроились на ночь по избам, клетям, сеновалам и по овечьим закутам. Капрал и солдаты держали караул вокруг лагеря.

Кинзя привел ночевать к Салавату в кош самых верных и молодых из тех, что прискакали к его кошу по первой вести о приходе солдат на кочевку. В кош Салавата поместили и Семку, и в темноте, под свист осеннего ветра и щелканье капель дождя по кошам, Салават открыл свой замысел кучке товарищей.

- Жягеты, я был как тот листок, который хотел странствовать и призывал бурю на весь лес. Я думал, что дуб не сможет расти без меня и полетит по ветру за мной, и я чуть не сгубил вас всех, - сказал Салават. - Я задумал обманом вас увезти к казакам, к царю и чуть не выдал всех головой царице...

- Зачем обманом? - спросил Салах.

И Салават узнал голос того, кто в первый ночлег поутру шептался в коше.

- Ты же нам рассказал про царя. Мы считали теперь, что ты ему изменил, и сами собрались уйти к царю.

- Если б ты стал нас держать, тебе не уберечь бы своей головы, поддержал Салаха Кильмяк.

Тогда сказал Мустай:

- Зачем нам царь! Пусть царь дерется с царицей. Выберем хана, как указал султан. Прогоним русских и станем жить, как отцы.

Начался спор.

Выставленные в дозор двое юношей бродили всю ночь под дождем у коша, чтобы не услышал никто из чужих этого спора.

И до утра шел говор.

Изредка Салават говорил с Семкой по-русски и переводил всем его рассказ о царе и о том, что в его войсках немало калмыков, татар, киргиз и башкир, сбежавшихся поодиночке...

Сафар уговаривал тут же, ночью, бежать к царю, покинув отряд тептярей и мещеряков. Салават обратился к Семке: как думает он?

- Чудак, - сказал Семка, - царю чем больше людей, тем лучше. Ты вот своих боялся, ан они все как надо решили и без тебя. Теперь вы все тептярей страшитесь, а тептяри, я чай, - вас!.. Как до реки Казлаир доскочем, тут надобе все порешить между всеми, а до того тептярей пытать - как они мыслят.

Снова поднялся спор, и его прекратил только рассвет, когда поздно было бежать - их все равно могла бы настигнуть погоня.

Дождь утих. Выглянуло серебряное осеннее солнце. В нем уже не было тепла, но всем казалось, что оно согревает, и ему улыбались...

Тысяча всадников снова тронулась в путь.

Сотня шайтан-кудейских башкир держалась теснее, шла менее стройно, чем все другие: среди башкир шелестел шепот, слышался тихий говор, словно глухое гудение весеннего улья.

Салават был доволен и счастлив тем, что открыл свою тайну башкирам. Он перестал быть одиноким. Часто оглядываясь на свою сотню, он видел с каждым мгновением все больше и больше дружелюбных, сочувственных и понимающих взглядов. Он чувствовал, что его оберегают свои, близкие люди, что около сотни людей вступятся за него, если кто-нибудь посмеет поднять на него руку.

Капрал подъехал к нему.

- Слышь, Салаватка, Семка тебе показал заветну бумагу свою? - спросил он, стараясь, чтобы никто не услышал его слов.

- Казал-то казал ведь, да я чего понимаю. По-русски бумага, - так же тихонько ответил ему Салават.

- Ты возьми у него, я ее почитаю.

- Сам возьми, - сказал Салават.

Он поскакал стороной, оставив Семку наедине с капралом, а тот приблизился к пленнику. Салават наблюдал, как капрал взял у Семки бумагу и, читая ее, отъехал к солдатам. Держась настороже, Салават посматривал искоса, как капрал читает Семкину грамоту то с одним, то с другим из русских солдат. Вот он помчался рысью вперед, обгоняя всю тысячу воинов, вот он подъехал опять к Салавату.

- Слышь, брат Салаватка, не шутки! В бумаге-то, знать, чего писано? таинственно спросил он.

Салават притворился, что он ничего не знает.

- Ведь точно Семен-то Сергеич, поручик царской, его благородие - вон как! - Капрал ткнул в бумагу: - "Его величества тайному поручику". От царской руки, с печатью писано жаловать его и любить, корма и подводы давать, на постой пускать, от царских недругов и злодеев, бояр и генералов, его укрывать - вон чего! А заставам казацким, разъездам, пикетам, постам и секретам ему мешкоты не чинить, пароль и отзыв не спрашивать, всюду пускать!.. А мы-то с тобою в веревках его волочим!..

- Начальство велело ведь! - сказал Салават, еще но вполне доверяя капралу.

- То ведь какое начальство! А то - государь! Ты в мысли возьми го-су-да-арь! Ты гляди-ко, гляди - вот тут писано: "собственную руку к сему приложил..." Вон ведь как!

- А что делать? - спросил Салават.

- Веревки бы, перво, срезать, а то ведь сра-ам! В каторгу нас с тобою зашлют, в Сибирь загонят!

- Бумага по-русски ведь писана, значит. Я ничего не знаю, а ты читал тебе и веревки резать!

- Эх, мать расчестна! - жарко воскликнул капрал.

Он сам поравнялся с Семкой, склонился с седла и ножом перерезал веревки, которыми были связаны Семкины ноги под брюхом у лошади. Он обрезал также веревки у пленника на руках, отдал ему заветную бумагу, и Семка так, не сходя с седла, расцеловался со старым своим сослуживцем.

До реки Казлаир оставалось уже проехать недолго.

В голове Салавата не сложилось еще плана, что делать, когда отряд достигнет Казлаира. Вместо трезвого плана в мыслях его, как обычно, роились туманные мечты.