Татьяна Симонова - Советская Россия (СССР) и Польша. Русские антисоветские формирования в Польше (1919–1925 гг.)

Ноябрь 1921–1924 гг

В среде польских военных интерес к контингенту бывшего «отряда русских беженцев» совершенно исчез, что крайне негативно отразилось на положении интернированных. В октябре 1921 г. в газете «За свободу» появился ряд публикаций о злоупотреблениях польских военных чиновников и ухудшении положения в лагерях. В частности, сообщалось, что военно-окружной суд Лодзи приговорил унтер-офицера Сковронского к смертной казни за злоупотребления в лагере интернированных под Калишем. Этот приговор бал передан на утверждение начальника государства Пилсудского [756]. Тогда же была опубликована информация из лагеря Тухола от казаков, переведенных туда из лагеря в Острове-Ломжинском. От обитателей тухольского лагеря казаки узнали о погибших там 22 тысячах красноармейцев осенью – зимой 1920/1921 г. от нечеловеческих условий существования [757].

Усилиями Христианской ассоциации молодых людей (YMCA) [758]в лагере Тухола и других лагерях интернированных и военнопленных создавались разного рода формы занятости и досуга. В Тухоле на средства этой благотворительной организации были созданы две футбольные команды: из числа интернированных и «дамская» (в «малом лагере», где проживали члены семей офицеров) [759]. Развивалась спортивная жизнь и в лагерях в Торне, где 2 сборные интернированных по футболу провели «международные матчи» с местными польскими командами, выступившими под флагом YMCA. В форте Стефана Батория интернированные, благодаря американцам, познакомились с новой «американской игрой» – волейболом, неизвестной ранее в России [760].

Польское командование оказывало «исключительное внимание» к обеспечению достойного досуга только для интернированных УНР, преимущественно размещавшихся в лагере Пикулице. Уже в апреле 1921 г. там были образованы спортивный кружок и футбольная команда, которая проводила матчи с профессиональным спортивным польским клубом «Полония». Также на средства YMCA в этом лагере были открыты художественная студия, бесплатный кинематограф, издавались украинские журналы и газеты [761].

Редакция русской газеты «Свобода» («За свободу») знакомила читателей с письмами интернированных, работавших в различных отраслях польского хозяйства (сельское хозяйство, строительство дорог, валка и обработка леса и т. п.). Жизнь и труд в рабочих артелях не регламентировались никакими правилами и нормами, условия договоров не исполнялись, интернированные часто оставались без оговоренных заработков. В то же время «многочисленная администрация благодушествовала за счет своих крепостных, – сообщал бывший интернированный 2-й стрелковой дивизии 3РА П. Федоров, – в дальнейшем преследовала за каждое законное требование, избивая в отдельных случаях, передавая в распоряжение польских властей, обвиняя в большевизме и т. п.» [762].

Протест со стороны интернированных против превышений власти русских командиров и польской администрации жестко преследовался и наказывался. Бывших добровольцев перебрасывали на другие работы, размещая их в худших условиях, вообще прекращали выплаты заработка, отказывали в регулярной выдаче пайка, «людей посылают пилить дрова или пугают высылкой в Совдепию». В таких условиях, сообщал П. Федоров, при отсутствии белья и обуви у рабочих, начинался рост «желудочных и других заболеваний»; медицинскую помощь получить было невозможно, поскольку администрация прекращала выплату госпиталям и больницам за лечение. Так, находившихся в бельгийском лазарете в Беловеже интернированных выписали «на все четыре стороны», «наступающая зима нас похоронит в лесу», – заключал автор письма в газету [763].

В октябре 1921 г. вопрос о положении интернированных лиц в лагерях (беженцев) привлек пристальное внимание представителя Лиги Наций в Польше В. Глоора. Он прожил в России более 10 лет, знал русский язык и понимал все сложности этой проблемы. Положение в некоторых лагерях было исследовано аппаратом представительства с привлечением русских общественных деятелей, информация об этом была отправлена в Женеву Ф. Нансену. Глоор стал инициатором специальной конференции в МИД Польши с участием чинов Министерства внутренних дел, на которой перед польским руководством им были поставлены вопросы о правовом положении интернированных беженцев, об улучшении их материального положения, о необходимости подыскания для них работ в Польше и других государствах [764].

Условия размещения в лагерях интернированных были настолько сложными, что в лагерях сложилась чрезвычайно опасная ситуация, которая стала предметом рассмотрения всех заинтересованных российских и советских структур. После высылки савинковцев из Польши председатель Попечительного об эмигрантах комитета бывший председатель литературно-агитационной комиссии РЭК В. В. Уляницкий провел осмотр лагеря Тухола. В своем сообщении в польское военное ведомство он отметил, что помещения (бараки и землянки) «совершенно не приспособлены для зимнего времени». Комендант лагеря подполковник Липиньский полагал, что «приспособить помещения для зимы мудрено, но кое-что можно устроить, если будут даны средства со стороны», так как польское интендантство, по его словам, несмотря на его просьбы, не принимало каких-либо мер к исправлению ситуации [765].

Исследованием проблемы положения интернированных занялось и польское отделение Земгора. В справке после посещения лагеря Тухола П. Э. Бутенко и представителем правления Земгора в Париже Ю. Я. Азаревичем было отмечено, что из 17 тысяч [766]интернированных в Польше человек в декабре 1920 г. 3 тысячи человек выехали с эшелонами красноармейцев в рамках репатриации в Советскую Россию, свыше 8 тысяч человек ушло на работы в различные воеводства Польши. Оставшиеся в лагерях в начале сентября 1921 г. были размещены в Тухольском лагере, где к ноябрю 1921 г. было сконцентрировано 5 тысяч интернированных. Положение в лагере, отметили Бутенко и Азаревич, «построенном немцами на несколько десятков тысяч» человек (в «котором зимой 1920/21 г. умерло 20 тысяч красноармейцев») [767], было очень тяжелым.

Такую же оценку ситуации в лагерях давали члены РУД в Варшаве, отмечая при этом, что в еще более трудной ситуации оказались интернированные, отправленные на общественные и прочие работы в польскую провинцию. Информации об их количестве РУД на тот момент не имела; разработанный под руководством Е. Б. Пашуканиса «план регистрации репатриантов, находящихся в провинции» не исполнялся. Работа «задерживается Польделегацией», сообщал Пашуканис в середине октября в Москву.

Многие репатрианты из отдаленных районов Польши уходили на сборные пункты пешком. Так, из Беловежской Пущи, ввиду тяжелых условий работы на лесных разработках, принадлежавших на условиях концессии Булак-Балаховичу, на сборный пункт в Варшаве для отправки на родину пешком отправилось до 600 человек [768]. К 11 ноября 1921 г. из Польши число выехавших беженцев из числа интернированных через пункт пропуска Негорелое составило 2938 человек [769].