Натан Рыбак - Переяславская рада

- Деньги, пан генеральный писарь.

- Какие деньги? За что?

- Две тысячи злотых. Так и просил передать. Забыл за разговором, возвращаться же не захотел. Духовного сана, а в приметы верит. Говорит: <����Вернусь - неудача>. Просил передать: <����Это, говорит, пан Выговский знает, от кого>. Выпьем, пан писарь.

- Погоди... Ну тебя к дьяволу с твоим вином! - В глазах все прыгало: стол, кубки, широкое, как полная луна, лицо Гармаша.

- Обеспокоены чем, пан Выговский? Что с вами? - допытывался Гармаш.

- Вороти его скорее... - приказал Выговский, но тут же подумал: поздно уже, надо что-нибудь другое выдумать. Крикнул: - Стой!

Гармаш замер у двери. Опускаясь в кресло, Выговский пояснил:

- Деньги эти мне ксендз должен был, только ошибся - не две тысячи, а одну тысячу восемьсот. Надо вернуть остаток.

Гармаш засмеялся:

- Он вас, проклятый лях, видно, ростовщиком считает... Видите, с излишком долг отдал. Ну, это не беда. У них денег довольно, а в хозяйстве лишнее не помешает...

Выговский не слушал, думал о другом. Нет, Гармаш не выдаст. Генеральный писарь давненько знал этого ловкого купца. Был с ним связан не одним уже делом. Поглядел на него пристально, испытующе. Гармаш жмурился, цедил сквозь зубы мальвазию. И вдруг сказал с самым простодушным видом, глядя в лицо генерального писаря:

- Чуть не забыл, пан Выговский: говорил еще ксендз, что деньги эти вам от сенатора. Сначала ничего не сказал, мол, сами знаете, а выходя в калитку, повернулся и сказал. Вот брехун, а еще духовный сан на нем...

У Выговского поплыло перед глазами лицо Гармаша.

Стиснув эфес сабли, проскрежетал:

- Лишнее себе позволяешь...

- Избави бог! - перекрестился Гармаш.

- Язык крепко держи за зубами. Ты меня знаешь?

Встал и нагнулся над Гармашем.

- Знаю, пан писарь, и не первый год знаю. И люблю, и уважаю, и придет время, когда возглашу со всем достойным людом славу тебе, как гетману Украины. Придет время... - Гармаш сыпал слова, как горох. - Разум твой и сила достойны того. И до сей поры не понимаю - почему он, а не ты? А? Почему?!

- Молчи, - зло сказал Выговский, - молчи! - Сел и закрыл лицо ладонями.

Гармаш придвинул кресло ближе.

- Разум у вас королевский. Пусть теперь он. Вся чернь за ним идет, как овечье стадо. Смрад вокруг и пыль, а нам прибыль, прибыль, пан Выговский. Кто с умом, пусть оглянется и о маетностях своих подумает. Шляхту он-таки напугал, что правда, то правда, она теперь уступит, ну, мы потом все перевернем, и увидите, - не быть ему гетманом, уберем. И тогда вам славу возгласит Украина... А чернь свое место займет, свое место - и только.

- Довольно, - твердо сказал Выговский. - Пора мне. Так что помни.

Гармаш низко поклонился. Не выдержал жесткого взгляда Выговского, опустил глаза. Проводил до дверей, почтительно шел не рядом, а на шаг позади.

Уже во дворе робко попросил:

- Купил именьице у одного шляхтича, земли немного, мельница, живность всякая, да все посполитые успели порастащить, вот, может, грамотку бы какую про послушенство...

- Добро, - кинул через плечо Выговский, - получишь грамоту.

Вскочил на коня, не слушая благодарности Гармаша. Когда Выговский был уже за воротами, Гармаш выпрямился. Одобрительно оглядел амбары, крытые черепицей, просторный дом в девять окон по фасаду. Заморские псы ворчали в будках возле амбаров. Гармаш довольно потер руки, вспомнив, что такая же усадьба у него теперь и в Киеве. <����Скоро и в Чигирине будет>, - подумал, входя в дом.

В сенях на сундуке дремал немой слуга. Махнул ему рукой: прочь! Тот кинулся на черную половину. Степенно и важно, словно его подменили после отъезда Выговского, прошел в горницу. Сел за стол. Налил полный кубок вина, повел утиным носом, поглядел влажными глазами на жареного гуся, отломил ножку, откусил, мотнул головой от удовольствия. Поднял кубок и громко сказал сам себе:

- Будем здоровы, пан Гармаш!

Выпил одним духом, даже слеза на глаза набежала от напряжения, выдохнул воздух и повторил:

- Будем!

7

Нечипор Галайда, казак Белоцерковского полка, просился у полковника Михайла Громыки на неделю домой, в Белые Репки.

- Меня, верно, уж похоронили там, думают - погиб. Надо наведаться, поглядеть, как живут. Так уж дозвольте, пан полковник, слетаю - и назад.

Полковник Громыка, покрутив длинный ус, пристально поглядел на Галайду:

- Домой, говоришь?

- Да, пан полковник.

- В Белые Репки?

- Так, ваша милость.

Галайда говорил со всей почтительностью, как научил его полковой есаул Прядченко, предварительно потребовавший за эту науку десять злотых. Громыка любил порядок и повиновение. Рука у него была тяжелая, и в гневе он вспыхивал в один миг. Казаки знали это, но уважали полковника за отвагу. И Галайда терпеливо ждал.

- Так домой? - снова переспросил полковник.

- Домой, пан полковник.

- А может, в наезд собрался, шляхтича какого-нибудь или монастырь потрясти?

- Боже борони! Что вы, пан полковник?

- В Белые Репки?

- В Белые Репки, пан полковник, - ответил Галайда, уже обеспокоенный тем, что разговор затягивается и что, может быть, он напрасно отдал десять злотых есаулу Прядченку.

Громыка поднялся, почти уперся головой в потолок. Черный оселедец, пересекая голову, падал на высокий лоб. Горбатый нос тонул в густых усах. Полковник скрестил руки на груди, отбросив широкие рукава алого кунтуша, притопнул ногой, - тонко звякнули шпоры. Галайда взмолился:

- Так что, дозвольте, пан полковник... Мать, отец, сестричка ждет...

- А девка не ждет?

- Есть грех, - признался Галайда багровея.

- Я не поп, что ты мне грехи исповедуешь! Чьи Белые Репки?

Галайда захлопал глазами, смешался.

- Как это чьи, пан полковник?

- Скоро забыл пана. Видно, пан шелудивый был, не стоил памяти, а?

- Понял, пан полковник. Адама Киселя маетность, ему отписана.

- Так! Говоришь, зовут тебя Нечипор, а по прозванию Галайда?

- Точно, пан полковник.

- Знаю тебя хорошо. Добрый казак, воевал славно. И еще, видно, придется, - сказал и поглядел в упор на Галайду. - Пойдем еще на шляхту, а?

- Пойдем, пан полковник, от своего не отступимся.

- Есаул! - крикнул Громыка.

В горницу мигом влетел есаул Прядченко.

- Позови казначея! Живо!

Прядченко испуганно глянул на Галайду и кинулся исполнять приказ полковника.

- В Белые Репки хочешь? - спросил снова Громыка, задумчиво разглядывая Галайду. - Кисель - шелудивый пан, никчемный. Теперь другому отпишут твои Репки. Может, лучше будет, может... - Усмехнулся, блеснул зубами.

Галайда чуть было не выпалил: <����Как это так - другому?> Но вместо того, заметил осторожно:

- Толкуют люди, не все в реестровые казаки попадем. Сказывают, король хочет, чтобы десять тысяч реестровых было, а нас больше, пан полковник, все воевали...