Натан Рыбак - Переяславская рада

Сказал лишнее, но было поздно. Капуста ухватился за эти слова.

- Нет черни тут! - крикнул он. - Ненавистные речи ведешь, сенатор...

Спокойно, как бы взвешивая каждое слово, гетман заговорил:

- И по всей Украине нашей не бывать тому. Всех людей посполитых избавил я от этого презрительного наименования, - знай это, сенатор. А коли условия наши тебе не по нутру, поезжай в Варшаву, посоветуйся со своими панами, приедешь вторично, а может, и поздно будет...

- Грозишь, гетман? - спросил Кисель.

Хмельницкий не ответил, посмотрел через плечо в окно. На дворе толпой стояли казаки, держась за бока, смеялись. Падал легкий снежок. Гетман отвернулся от окна.

- Так вот, на том стою и не отступлюсь, панове комиссары, - заключил он.

- Это невозможно, невозможно, - бормотал ксендз Лентовский.

Остальные комиссары словно воды в рот набрали. Сделали перерыв, чтобы посоветоваться. Лентовский улучил удобную минуту - генеральный писарь стоял один у стола, наливал из графина воду в кружку. Одними губами Лентовский беззвучно проговорил:

- Покорно прошу у пана генерального писаря личной аудиенции. Где и когда?

Выговский повел краем глаза на ксендза, потом через открытую дверь кинул внимательный взгляд в соседнюю комнату, где шумела старшина, поставил графин на серебряную тарелку, напился. Ставя на стол кружку, сказал:

- Завтра в шесть часов, первый дом за корчмой по этой улице, трижды постучите в дверь. Спросите Гармаша. - Услыхав за спиной шаги, он торопливо начал наливать воду в кружку. Неестественно громко предложил ксендзу:

- Прошу вас, пан Лентовский.

Подошел Лаврин Капуста. Выговский с улыбкой сказал ему:

- В глотке пересохло, бочку воды, наверно, выпил.

- И ксендза поишь...

Лентовский дрожащей рукой поставил кружку на стол. Встретился глазами с острым взглядом Капусты, отошел от стола.

6

На следующий день в шесть часов ксендз Лентовский подошел к двору возле корчмы. Высокий забор отгораживал от улицы дом с тремя трубами. За воротами ворчали собаки. Ксендза, видимо, ожидали. Едва постучался в калитку, ее сразу открыли. Войдя во двор, Лентовский пошел вслед за человеком в куцем кафтане. Человек, несмотря на свою полноту, ступал легко и быстро, и ксендз еле поспевал за ним.

Вошли в большую, чисто прибранную горницу. Кресла с высокими спинками, обтянутые желтой дамасской кожей, стояли вдоль стен. В углу на шкафу золотые стрелки затейливых французских часов показывали без пяти шесть.

- Прошу садиться, - сказал человек тонким голосом, странно не соответствовавшим его тучной комплекции. Он пододвинул кресло к столу, на котором под белой салфеткой виднелись серебряные вазы и кубки, и, спохватившись, добавил: - Да, я еще не отрекомендовался вашей милости. Гармаш. - Поклонился и сразу заговорил о другом:

- Нравятся пану ксендзу часы? Вещь знаменитая, купил в Кракове два года назад, когда еще спокойно и тихо было. Теперь как в тот Краков поедешь? А вы, небось, думали: награбил. Ох, ох, пан ксендз, вы всех нас, украинцев, считаете разбойниками, вот тут-то и есть ошибка ваша, досадная ошибка...

Хотя разговорчивый хозяин точно угадал его мысли, ксендз возразил для приличия:

- Что вы, пан... Зачем так думать...

Но Гармаш не успокаивался.

- Тут-то и есть ваша ошибка... Как есть всех, а прежде всего - шляхты вашей, панов. Вс? хотят к рукам прибрать, а не будь у них такой жадности, по-христиански, как наш спаситель Христос того хотел, уступили бы в алчбе своей. Земля у нас богатая, край - золото, всем хватило бы, а выходит как в сказке про ненасытца, - слишком много заглотал и, глядишь, лопнул... А будь по-нашему, мы с вами тихо, мирно жили бы рядом, как братья родные, и поспольство... - Тут он придвинулся к Лентовскому, дохнул на него винным перегаром и, уловив недовольную гримасу на его лице, пояснил:

- Нет, не пьян... только чуть хлебнул на радостях. Что я говорил?.. Потер пухлой рукой лоб, вспомнил: - Так вот, посполитых, всю чернь держали бы в повиновении. Вот оно как, объясните это панам вашим в Варшаве. Гармаш подумал, помрачнел и махнул безнадежно рукой: - Не согласятся! Куда там! Ведь для этого надо Потоцкому и Вишневецкому малость потесниться, уступить кусочек землицы... Ведь не захотят! Да кто захочет свое отдать? И, сразу повеселев, ответил сам себе:

- Никто!

Ксендз уже внимательно и с любопытством слушал хозяина.

Гармаш заговорил снова:

- Конечно, гетман теперь у нас разумный, понял, что с нами в согласии надо жить. Прожекты у него великие... Видите сами, сколько посольств к нему едет. Да и король ваш...

- Почему ваш, а не наш, пан хозяин? - спросил Лентовский.

- Что ж, можно и наш и ваш, - быстро согласился Гармаш, - как вашей милости угодно. Вот я и говорю: и наш король прислал послов к нашему гетману. А все почему?

Но почему - так и не успел пояснить. На дворе залаяли псы. Хозяин сорвался с места. С порога сказал:

- Пойду, встречу. Генеральный писарь. Гетманский у него разум, почтенный и достойный человек...

<����Повесить бы вас всех на одном суку>, - подумал ксендз и устало закрыл глаза.

Через несколько минут он уже вкрадчиво, тихо говорил Выговскому:

- Пан сенатор Кисель не решается лично беседовать с вами, чтобы не накликать какого-нибудь подозрения на вашу почтенную особу. Пан сенатор поручил мне передать вам, пан генеральный писарь, что канцлер Оссолинский возлагает на вас великие надежды. Нынешний бунт - дело преходящее, как и всегда. Мы с вами разумные люди. - Он заговорил еще тише. Выговский нагнул голову, внимательно слушал. - Будем искренни друг с другом и заглянем в будущее, пан писарь. Не сулит оно вашему Хмельницкому ничего хорошего, угодит он на виселицу, как и все прежние бунтовщики: как Наливайко, Сулима, Павлюк, все, кто осмелился поднять руку на короля и Речь Посполитую. Итак, посудите сами - чем можете вы услужить королю и Речи Посполитой? Все, что имеете теперь от Хмельницкого, суетно и недолговечно. Смотрите в будущее. А в Варшаве к вам относятся благожелательно. Вы шляхтич, пан писарь. Знаю, вас обидели, знаю, но обиду можно залечить новыми наградами, а их будете иметь без числа...

- То невозможно, что вы предлагаете мне, - сурово ответил Выговский, когда ксендз замолчал.

- Я ничего не предлагаю, - горячо сказал Лентовский, - я только выразил ваши же мысли. Не возражайте, не надо. Да, да, истину говорю... И пан сенатор надеется на одно: что вы подумаете об этом, только подумаете... и больше ничего.

- Я обязан взять вас под стражу, пан Лентовский, - так же сурово сказал Выговский и впервые посмотрел в глаза ксендзу.

Тот загадочно усмехнулся и возразил уверенно:

- Теперь вы этого не можете сделать. Иначе сделали бы это вчера, когда я заговорил с вами и когда к нам подошел изменник Капуста, - уже со злобой в голосе закончил ксендз.