Записка о древней и новой России

в запасе! Прокормить их без средства везти хлеб за ними, или

изготовить его в тех местах, куда им идти (не?) надлежало! Где

взять столько дворян для предводительства? Во многих губерниях

недоставало и половины чиновников. Изумили дворян, испугали

земледельцев; подвозы, работы остановились; с горя началось

пьянство между крестьянами; ожидали и дальнейших неистовств. Бог

защитил нас. Нет сомнения, что благородные сыны Отечества готовы

были тогда на великодушные жертвы, но скоро общее усердие

простыло; увидели, что правительство хотело невозможного; 65

доверенность к нему ослабела, и люди, в первый раз читавшие

Манифест со слезами, чрез несколько дней начали смеяться над

жалкой милицией! Наконец, уменьшили число ратников... Имели 7

месяцев времени — и не дали армии никакой сильной подмоги! За то

— мир Тильзитский... Если бы правительство, вместо необыкновенной

для нас милиции, потребовало от государства 150 т[ысяч] рекрутов

с хлебом, с подводами, с деньгами, то сие бы не произвело ни

малейшего волнения в России и могло бы усилить нашу армию прежде

Фридландской битвы. Надлежало бы только не дремать в исполнении.

В случае государственных чрезвычайных опасностей и жертв, главное

правило есть действовать стремительно, не давать людям

образумиться, не отступать в мерах, не раздумывать. Я читал

переписку русских воевод при Лжедимитрии, когда мы не имели ни

царя, ни Совета Боярского, ни столицы: сии воеводы худо знали

грамоте, но знали Россию и спасли ее самыми простейшими

средствами, требуя друг от друга, что каждый из них мог сделать

лучшего по местным обстоятельствам своего начальства. Сию статью

заключу особенным примечанием. Во время милиции все жаловались на

недостаток оружия и винили беспечность начальства: не знаю,

воспользовались ли мы опытом для нашей будущей безопасности?

Арсеналы наполняются ли пушками и ружьями на всякий случай? Слышу

только, что славный Тульский завод приходит в упадок, что новые

паровые машины действуют не весьма удачно и что новые образцовые

ружья причиною разорения мастеров... Так ли?

Все намерения Александровы клонятся к общему благу. Гнушаясь

бессмысленным правилом удержать умы в невежестве, чтобы

властвовать тем спокойнее, он употребил миллионы для основания

университетов, гимназий, школ... К сожалению, видим более убытка 66

для казны, нежели выгод для Отечества. Выписали профессоров, не

приготовив учеников; между первыми много достойных людей, но мало

полезных; ученики не разумеют иноземных учителей, ибо худо знают

язык латинский, и число их так невелико, что профессоры теряют

охоту ходить в классы. Вся беда от того, что мы образовали свои

университеты по немецким, не рассудив, что здесь иные

обстоятельства. В Лейпциге, в Геттингене надобно профессору

только стать на кафедру — зал наполнится слушателями. У нас нет

охотников для высших наук. Дворяне служат, а купцы желают знать

существенно арифметику, или языки иностранные для выгоды своей

торговли. В Германии сколько молодых людей учатся в университетах

для того, чтобы сделаться адвокатами, судьями, пасторами,

профессорами! — наши стряпчие и судьи не имеют нужды в знании

римских прав; наши священники образуются кое-как в семинариях и

далее не идут, а выгоды ученого состояния в России так еще новы,

что отцы не вдруг еще решатся готовить детей своих для оного.

Вместо 60 профессоров, приехавших из Германии в Москву и другие

города, я вызвал бы не более 20 и не пожалел бы денег для

умножения числа казенных питомцев в гимназиях; скудные родители,

отдавая туда сыновей, благословляли бы милость государя, и

призренная бедность чрез 10, 15 лет произвела бы в России ученое

состояние. Смею сказать, что нет иного действительнейшего

средства для успеха в сем намерении. Строить, покупать домы для

университетов, заводить библиотеки, кабинеты, ученые общества,

призывать знаменитых иноземных астрономов, филологов — есть

пускать в глаза пыль. Чего не преподают ныне даже в Харькове и

Казани? А в Москве с величайшим трудом можно найти учителя для 67

языка русского, а в целом государстве едва ли найдешь человек

100, которые совершенно знают правописание, а мы не имеем хорошей

грамматики, и в Именных указах употребляются слова не в их

смысле: пишут в важном банковом учреждении: «отдать деньги

бессрочно» вместо «à perpétuitè» — «без возврата»; пишут в

Манифесте о торговых пошлинах: «сократить ввоз товаров»и проч.,

и проч. Заметим также некоторые странности в сем новом

образовании ученой части. Лучшие профессоры, коих время должно

быть посвящено науке, занимаются подрядами свеч и дров для

университета! В сей круг хозяйственных забот входит еще

содержание ста, или более, училищ, подведомых университетскому

Совету. Сверх того, профессоры обязаны ежегодно ездить по

губерниям для обозрения школ... Сколько денег и трудов

потерянных! Прежде хозяйство университета зависело от его особой

канцелярии — и гораздо лучше. Пусть директор училищ года в два

один раз осмотрел бы уездные школы в своей губернии; но смешно и

жалко видеть сих бедных профессоров, которые всякую осень

трясутся в кибитках по дорогам! Они, не выходя из Совета, могут

знать состояние всякой гимназии или школы по ее ведомостям: где

много учеников, там училище цветет; где их мало, там оно худо; а

причина едва ли не всегда одна: худые учители. Для чего не

определяют хороших? Их нет? Или мало?.. Что виною? Сонливость

здешнего Педагогического института (говорю только о московском,

мне известном). Путешествия профессоров не исправят сего

недостатка. Вообще Министерство так называемого просвещения в

России доныне дремало, не чувствуя своей важности и как бы не 68

ведая, что ему делать, а пробуждалось, от времени и до времени,

единственно для того, чтобы требовать денег, чинов и крестов от

государя.

Сделав многое для успеха наук в России и с неудовольствием

видя слабую ревность дворян в снискании ученых сведений в

университетах, правительство желало принудить нас к тому и выдало

несчастный Указ об экзаменах. Отныне никто не должен быть

производим ни в статские советники, ни в асессоры, без

свидетельства о своей учености. Доселе в самых просвещенных

государствах требовалось от чиновников только необходимого для их

службы знания: науки инженерной — от инженера, законоведения — от

судьи и проч. У нас председатель Гражданской палаты обязан знать