Михаил Хлебников - Союз и Довлатов (подробно и приблизительно) [litres]

Показательно, что Маргарита Степановна достаточно жестко оценивала первые литературные опыты племянника. На годы армейской службы приходится пик увлечения поэзией. Довлатов не только читает, но пишет стихи. Мы находим их в сохранившихся письмах к отцу писателя. Осенью 1962 года он с горечью пишет отцу:

Дорогой Донат,

я хочу поделиться с тобой величайшим удивлением по поводу того, что написала мне Мара про стихи. Я сразу заметил, что ты не одобряешь мое желание показать их ей. Но я лишь теперь понял, что моя тетка поразительный случай полнейшей некомпетентности в своей основной профессии.

Недоумевает автор по поводу претензии тетушки к образной и технической стороне его стихов:

Она спрашивает, что такое «живые синеглазые мишени», как можно «бояться пристального взгляда», что такое «волненье рыбака» и т. д. Все ее недоумения трудно перечислить. В заключении Мара пишет, что у меня нелады с рифмой, а ведь это, пожалуй, единственное, что мне без труда дается. Маре ничего о моем письме не говори, но я очень удивился. Как она отважилась вести молодежное литобъединение?

Нужно сказать, что тетя была явно не права в отношении поэтических способностей своего племянника. Об этом свидетельствует малоизвестный, но интересный факт. Довлатов – автор текста песни «Свидание с Ленинградом». Он написал его в 1967 году на конкурс, посвященный пятидесятилетию революции. Музыку к словам написал известный ленинградский композитор Яков Дубравин. Точнее, под готовую музыку Дубравина был сочинен текст песни. Довлатов отказался давать песенному детищу свое имя. Автором слов «Свидания с Ленинградом» был объявлен Валерий Сергеев. Песню исполнил популярный певец Анатолий Королев. Позже ее перепел Муслим Магомаев. Писатель не афишировал своего авторства. В «Заповеднике», впрочем, она упоминается.

Воцарилась тягостная пауза. Затем кто-то опустил пятак в щель агрегата «Меломан». Раздались надрывные вопли Анатолия Королева:

– Нам пора, – говорю, – заказать еще водки?

Контекст самоцитирования, как видим, не предполагает высокой оценки Довлатовым своего поэтического продукта.

Переход племянника к прозе не смягчил Маргариту Степановну. В эмиграции Довлатов пишет эссе «Мы начинали в эпоху застоя», которое не успел опубликовать. Текст его сохранился в издательстве «Серебряный век». В нем писатель вспоминает о «тетушкином» ЛИТО и своем кратком участии в нем на положении «бедного родственника» в самом прямом значении. Из его руководителей он особо выделяет Израиля Меттера, сказавшего о молодом авторе несколько теплых слов:

Сам я успел побывать лишь на двух или трех заседаниях, которые вел Геннадий Самойлович Гор, а затем его сменил Израиль Моисеевич Меттер, которому суждено было сыграть в моей жизни очень существенную роль. Он сказал мне то, чего я не слышал даже от любимой тетки, а именно: что я с некоторым правом взялся за перо, что у меня есть данные, что из меня может выработаться профессиональный литератор.

И здесь мы снова сталкиваемся с парадоксом Довлатова. Выходец из семьи, имеющей прямое отношение к литературе, он не мог воспользоваться «возможностями». Окололитературное существование не приближало, а удаляло его от писательства. Видимо, Маргарита Степановна предпочитала открывать литературные таланты в молодых авторах, не состоявших с ней в кровных отношениях. Хотя можно предположить иной родственный расклад, связанный с сыном Маргариты Степановны – Борисом. О нем мы хорошо знаем благодаря прозе Довлатова («Наши», «Чемодан»). Из повести «Наши»:

Это был показательный советский мальчик. Пионер, отличник, футболист и собиратель металлического лома. Он вел дневник, куда записывал мудрые изречения. Посадил в своем дворе березу. В драматическом кружке ему поручали роли молодогвардейцев…

Я был младше, но хуже. И его неизменно ставили мне в пример.

Он был правдив, застенчив и начитан. Мне говорили – Боря хорошо учится, помогает родителям, занимается спортом… Боря стал победителем районной олимпиады… Боря вылечил раненого птенца… Боря собрал детекторный приемник.

(Я до сих пор не знаю, что это такое…)

На мой взгляд, приведенный отрывок имеет прямое отношение к особенностям натуры Довлатова. Его человеческая слабость, мучительная нерешительность сформировались под влиянием ситуаций, в которых он всегда был хуже кого-то, отставал, терялся на фоне. Борис – не единственный пример. Вспомним историю дружбы семьи Довлатовых, точнее, Норы Сергеевны, с семейством Черкасовых, глава которой – знаменитый актер Николай Константинович Черкасов. Нора Сергеевна с театральных лет тяготела к «высшему свету». Кстати, обращу внимание на интересный факт. Родные сестры Довлатова имели разные отчества: Нора Сергеевна и Маргарита Степановна. Это не свидетельство того, что они были единоутробными. Просто Нора в свое время решила, что отчество «Степановна» слишком крестьянское, и слегка подправила его. Некоторая претенциозность уживалась в ней с решительностью. Она не только пережила разрыв брака, но и ушла из театра, выбрав далекую от искусства профессию корректора. Поступок для артистической среды необычный. Интересно, что Нора Сергеевна приходит работать в типографию имени Володарского, на место, с которого когда-то начиналась успешная карьера ее старшей сестры. Можно предположить, что Маргарита Степановна помогла младшей сестре с устройством на работу. Дружба с Ниной Черкасовой – единственная оставшаяся связь с театром.

О степени признания Черкасова говорит только один факт – актер пять раз был лауреатом Сталинской премии. Его сын Андрей – одногодок Сергея. Их детство прошло рядом, сына подруги приглашали летом на дачу к Черкасовым. Здесь Довлатов был уже не «бедным родственником». Все мы знаем устоявшийся литературный прием. Бедный мальчик смотрит сквозь щель в заборе на то, как играют, веселятся дети богатых родителей. Мальчик вырастает и посвящает жизнь тому, чтобы сломать забор, перелезть через него, найти в нем дырку, чтобы протиснуться. Проблема Довлатова глубже. Он был как бы по ту сторону забора, но не был своим среди веселых и беспечных детей. Размытость границы не означает ее отсутствия. Напротив, она проявляется в мелочах, заставляющих постоянно ощущать разницу. Из рассказа «Куртка Фернана Леже»:

Андрюше разрешалось шалить, а мне – нет. Вернее, Андрюшины шалости казались естественными, а мои – не совсем. Мне говорили: «Ты умнее. Ты должен быть примером для Андрюши…» Таким образом, я превращался на лето в маленького гувернера.