Михаил Хлебников - Союз и Довлатов (подробно и приблизительно) [litres]

Самой криминальной следует признать публикацию в «Континенте». И дело здесь не в содержании рассказа «По прямой», а в самом журнале. «Континент» по праву считался самым антисоветским из известных эмигрантских изданий. При этом он был полноценным профессиональным литературным журналом. Признаки того – профессиональная верстка, редактура, а главное: гонорары, порой весьма недурные, выплачиваемые авторам. Чтобы понять степень опасности публикации в «Континенте», приведу только названия некоторых материалов из того же номера: «Катынь 1940», «Русские политзаключенные Владимирской тюрьмы о проведении национальных референдумов», «Из пресс-конференции А. И. Солженицына корреспондентам мадридских газет». Да, тут не аполитичная борьба с литературным ширпотребом в «Времени и мы». В отличие от израильских публикаций «Континент» дал на Довлатова авторскую справку:

ДОВЛАТОВ Сергей – родился в 1941 году в Ленинграде. Учился в Ленинградском университете на факультете журналистики, оттуда был взят в сармию, служил на севере. Работал журналистом в Ленинграде, затем в Таллине. Более 15 лет пишет прозу, но смог напечатать лишь несколько рассказов. В 1973 году в Таллине была набрана книга его рассказов, но по приказу из КГБ набор был рассыпан. Сейчас живет в Ленинграде.

Как видим, справка составлялась со слов, близко к реальности, но с фактическими ошибками. Нельзя сказать, что в эмиграции совсем не знали о Довлатове. В 1976 году, незадолго до его первых публикаций в издательстве «Посев», выходит книга Юрия Мальцева «Вольная русская литература. 1955–1975». Ее автор, московский переводчик и преподаватель Юрий Владимирович Мальцев, активно участвовал в диссидентском движении. Неоднократно получал предупреждения, принудительное лечение в психиатрической больнице. В 1974 году Мальцев эмигрирует. Понятно, что большая часть материала собиралась еще на родине и отражает степень известности авторов «вольной литературы» в неофициальной среде. Там есть Довлатов. Информация о нем располагается внутри текста о прозе известного нам Александра Кондратова – автора «Здравствуй, ад»:

Нечто среднее между «черной» прозой и детективом мы находим в повестях Сергея Довлатова – полууголовный мир, острые ночные ситуации, экзотические драматические сцены, динамичные сюжеты. Кое-что из своих произведений Довлатову удается печатать.

Думаю, что о прозе Довлатова исследователь также пишет «со слов» слышавших о ней, в отличие от текстов Кондратова, название и содержание которых Мальцеву, по крайней мере, знакомы. Интересно, что Эдуард Лимонов назван «экстравагантным юмористом».

Но и такие данные более чем исчерпывающи для компетентных органов. И здесь снова привычная для Довлатова проблема – отсутствие внятной реакции. Да, его не берут на работу даже в многотиражную газету, но пока ярко выраженного давления нет. Все на уровне невнятных слухов, неясных ощущений колебания почвы под ногами. Настроение Довлатова резко меняется. В какой-то момент он вроде бы собрался уезжать вместе с женой и дочерью. Из письма Тамаре Зибуновой от 6 июня 1977 года:

Тамара! Мне, очевидно, придется уехать… Так складываются обстоятельства. Я хочу знать, подпишешь ли ты в этом случае бумагу об отсутствии ко мне материальных претензий. Сообщи экстренно и однозначно – да или нет. И если можешь, не слишком оскорбляй меня при этом. И пожалуйста – сразу ответь.

Нервное состояние не могла сгладить и публикация последнего официального текста Довлатова в Союзе. Это очередная рецензия в «Звезде» в № 8 за 1977 год. Это самый объемный литературно-критический текст Довлатова, – 11 тысяч знаков, три страницы журнальной площади. Выбор рецензируемого текста необычен для Довлатова. Он откликнулся на литературоведческую книгу Анатолия Горелова «Три судьбы», изданную годом ранее. Судьба самого Горелова достаточно примечательна, чтобы сказать о ней несколько слов. Он родился в 1904 году в еврейской семье. Настоящая его фамилия – Перельман. Уже в 1929-м Горелов становится главным редактором «Резца» – двухнедельного «рабочего литературно-художественного журнала». С 1934 по 1937 годы Горелов возглавлял «Звезду». Арестованный в 1937-м Горелов попал под бериевскую амнистию. В 1949 году он попадает под новую волну – кампанию по борьбе с космополитами. Горелова ссылают в Красноярский край, откуда он возвращается в Ленинград в 1954 году. Удары судьбы не сломали его. Он активно участвует в литературной борьбе, принадлежит к либеральной части ленинградских писателей.

Впрочем, «Три судьбы» далеки от актуальных политических баталий. В книге рассматриваются жизнь и творчество Тютчева, Сухово-Кобылина и Бунина. Оценивая книгу, Довлатов выделяет часть, посвященную Тютчеву. Рецензента особо интересует анализ поэтической пары Пушкин – Тютчев. Горелов выступает против традиционного записывания больших русских поэтов позапрошлого века в «ученики и продолжателей пушкинской традиции». С явной симпатией Довлатов описывает уход Горелова от канонического прочтения:

Он противопоставляет Тютчева не частным сторонам поэзии Пушкина, а его поэтической программе, выраженной в таких стихотворениях, как «Вольность», «Поэт», «Пророк». Анализ этой проблемы Горелов резюмирует прямо: «Приобщение Тютчева к „пушкинской плеяде" возникло в порядке литературной легенды». Правда, тут же исследователь добавляет: «Это не значит, что духовный опыт Пушкина по-своему не был впитан поэзией Тютчева».

Но тут же следует критика в адрес автора книги:

К сожалению, это ответственное заявление не расшифровано. Всякий русский литератор многим обязан Пушкину. Но если затрагивается вопрос о преломлении пушкинской традиции «по-своему», то именно это «по-своему» и важно в первую очередь растолковать.

Довлатову важно услышать о том, как Тютчев, современник Пушкина, не отталкиваясь от «нашего всего» и не становясь в его тень, сумел найти свой язык, открыл собственный мир. «По-своему» чувствуя внутреннюю связь, идти своей дорогой. В это время писатель работает над «Заповедником», поэтому разговор о книге Горелова связан с тем, что действительно волновало писателя.

Высокие творческие конфликты накладывались на житейские, бытовые проблемы. Довлатов с трудом нашел работу, рифмующуюся с жизнью целого поколения. Он устраивается сторожем на самоходную баржу «Алтай». Для него это безусловный личностный срыв. Журналист и экскурсовод опускается на одну из низших социальных ступеней. Среда, в которую попал Довлатов, учитывая «алкогольный фактор», представляла немалую угрозу его нормальному существованию. К тому же решение Елены Довлатовой приняло необратимый характер. Дочь балтийского моряка, воевавшего в морской пехоте, последовательно и жестко претворяла свою идею в жизнь. Из интервью Елены Довлатовой журналу «Огонек» в 1998 году: